Темная война
Шрифт:
Наступила осень, и всеобщее оживление начало спадать. Охотницы уходили далеко в леса, подстерегая кочующую на юг дичь. Самцы с мрачной решимостью коптили и солили мясо. Щенки бродили по лесу, собирая валежник. Мудрые читали предзнаменования в полете летунов, в окраске насекомых, в количестве запасов, накопленных маленькими древесными обитателями, в том, насколько глубокие норы вырыли гурнены для спячки.
Если знаки оказывались неблагоприятными, Мудрые позволяли валить живые деревья и собирать второй или даже третий урожай корней чота. Охотницы
По мере того как зима собирала легионы за Жотаком, а меты Верхнего Поната все больше задумывались о возможности внезапных смертоносных бурь, времени для игр и веселых вылазок в лес становилось все меньше. Для любой пары лап, способной внести хоть какой-то вклад в общее дело, всегда находилась работа. В стае Дегнан она имелась даже для едва вставших на лапы малышей.
Порой Марике целых пять дней не удавалось побегать на свободе. Обычно такая возможность представлялась, когда ей поручали собирать валежник. Щенки предпочитали отлынивать от подобной работы, на что обычно прикрывались глаза.
В ту осень Мудрые пришли к выводу, что зима будет суровой, но даже наполовину не предполагали насколько. Впрочем, Дегнаны всегда запасали намного больше, чем рассчитывали использовать. Обычная разумная предосторожность.
В последний раз Марика ускользнула к пещере Мачен в день, когда небо затянуло тучами и дул влажный северный ветер. Мудрые спорили о том, несет ли он с собой запах снега и чьим болям в лапах и суставах можно больше доверять. В тот день Похсит жаловалась на тысячи недугов, и казалось, будто она не в состоянии встать, а уж тем более преследовать щенков по холмам и лугам.
Марика пошла одна. Хорват поручил Кублину отскребать шкуры – эту работу он ненавидел, и именно потому Хорват ее ему задал. Следовало научить щенка, что не всегда приходится заниматься только любимыми делами.
Для Марики это была обычная пробежка по лесу, а затем – несколько часов на склоне напротив пещеры Мачен, где она изо всех сил напрягала свое новое чувство, пытаясь найти спрятанную в земле тень. Из этого ничего не вышло. И какое-то время спустя она не спеша направилась к стойбищу, иногда останавливаясь, чтобы подобрать упущенный древесными обитателями орех и, расколов клыками скорлупу, извлечь сладкую сердцевину. Отметив местоположение редкого позднецветущего лекарственного растения, Марика подобрала несколько упавших веточек, чтобы не казалось, будто она потратила впустую всю вторую половину дня. Когда она добралась до ворот, уже смеркалось.
Там ее ждал Замберлин, скрывшись в тени.
– Где ты была? – требовательно спросил он, но ответа ждать не стал. – Иди-ка лучше прямо к маме, пока тебя кто-нибудь не увидел.
– С чего бы это? – Она заметила, что он дрожит от страха, но боится не за себя. – Что случилось, Замби?
– Иди лучше к маме. Похсит утверждает, будто ты пыталась ее убить.
– Чего? – Сперва она даже не испугалась, лишь удивилась.
– Она говорит, ты столкнула ее со скалы Стапен.
На этот раз ей стало страшно, но не за себя. Если кто-то столкнул Похсит, это мог быть только…
– Где мама?
– У дверей логова Геррьен.
– Не беспокойся.
Войдя в стойбище, Марика избавилась от своей ноши у первой же груды дров, отыскала взглядом мать и направилась к ней. Ей все так же было страшно, но намного больше, чем за себя, она боялась за Кублина.
– Мам?
– Где ты была, Марика?
– В лесу.
– Где именно в лесу?
– У пещеры Мачен.
Ответ застиг Скилджан врасплох.
– Что ты там делала?
– Я иногда туда хожу. Когда мне хочется подумать. Никто больше туда не ходит. И я нашла хеннал.
Скилджан, прищурившись, посмотрела на нее:
– А мимо скалы Стапен не проходила?
– Нет, мам. Я слышала, что заявляет Похсит. Ты же знаешь, она чокнутая. Она пытается…
– Я знаю, чего она хочет, щена. Ты что, возомнила себя охотницей и решила добраться до нее раньше, чем она до тебя?
– Нет, мам.
Скилджан прищурилась. Марика решила, что мать ей верит, но подозревала, что та знает нечто такое, в чем никогда не признается.
– Мам?
– Да?
– Можно мне сказать? Я бы предложила какой-нибудь охотнице, столь же искусной, как Грауэл, проследить мой путь по запаху.
– Незачем. Я уверена, что ты тут совершенно ни при чем.
– Она в самом деле разбилась, мам? Или притворяется?
– Половина на половину. Она наверняка упала с высоты, но сумела добраться домой и поднять вонь. Если ее и пытались убить, то весьма неумело. Я склонна полагать, что всему виной ее собственная неуклюжесть, хотя не представляю, зачем мете ее возраста понадобилось карабкаться на скалу Стапен. Иди. И держись несколько дней подальше от Похсит.
– Да, мам.
Марика тотчас же отправилась на поиски Кублина. Она нашла его там же, где и оставила. Он начал было ворчать, но, еще не успев поднять взгляд, едва слышно спросил:
– Как же ты так оплошала, Марика? Почему ты не разбила ей голову камнем, пока она валялась, или еще что-нибудь?
Марика судорожно сглотнула ком в горле. Неужели Кублин думал, будто это ее лап дело? В замешательстве пробормотав, что не имеет к падению Похсит никакого отношения, она поспешно ушла.
Лишь на следующий день у нее возникли подозрения. Но к тому времени никаких следов и доказательств найти уже было невозможно. А Кублин упрямо отрицал свою причастность к случившемуся, хотя Марика могла назвать время, когда никто не видел его в стойбище. Впрочем, настаивать она не стала. Для того чтобы обвинить Кублина, самца, хватило бы и косвенных доказательств.
Со временем даже сама Похсит начала сомневаться, не было ли падение с горы лишь плодом ее воображения. Но даже при всем при этом оно подпитывало ее ненависть, ее беспричинный страх, ее решимость. Марика начала опасаться, что с саганой все-таки придется каким-то образом покончить.
К счастью, в стае Дегнан все больше и больше крепла уверенность, что Похсит впадает в старческое слабоумие. Страх преследования и безумная жажда мести были обычным делом среди Мудрых.
Марика изо всех сил старалась держаться подальше от саганы. А когда пришла зима, куда худшая, чем все ожидали, даже Похсит слегка смягчила свой нрав на фоне противостояния стаи внешнему миру.