Темная война
Шрифт:
– Вооружи самцов. Возможно, нам не удастся удерживать врагов у частокола.
Лишь Мудрые могли дать разрешение вооружить самцов, но охотницы вроде Скилджан или Геррьен вправе приказывать Мудрым. Одно дело – традиции и правила, и совсем другое – реальность. «Решает сила».
Марика подождала в тени, прислушиваясь, дрожа и злясь, что не может видеть происходящее. Сверху и снаружи слышались рычание и треск. Доносились крики боли, яростные вопли и лязг металла о металл. Кочевники пытались вскарабкаться на частокол. Охотницы сталкивали их обратно. На помостах за внутренним кругом
Над головой послышался крик меты, и рядом с Марикой глухо ударилось о землю тело кочевницы, беременной, но худой как скелет. От ее сосков до живота шла длинная глубокая рана. Кишки вывалились, дымясь на холоде. Из ослабевшей лапы выпал металлический нож, который Марика тут же подхватила.
Совсем рядом свалилось еще одно тело – на этот раз старухи из стаи Дегнан, которая со стоном пыталась подняться. Над головой раздался торжествующий вопль, и вниз спрыгнул рослый худощавый самец, занеся для смертельного удара копье с каменным наконечником.
Не раздумывая, Марика метнулась вперед, вонзив нож в спину кочевника. Тот отпрянул, заливая кровью мертвую подругу по стае. С полминуты он бился на земле, издавая булькающие звуки, пока наконец не застыл неподвижно. Марика попыталась выдернуть нож, но тот не поддавался, застряв между ребрами.
Сверху спрыгнул еще один кочевник, оскалив клыки в убийственном рыке. Взвизгнув, Марика попятилась, не сводя взгляда с копья, которое выронила ее жертва.
Кочевник устремился вперед. Упавшая с частокола старуха наконец сумела подняться и прыгнула ему на спину, вонзив клыки в горло. Последнее оружие – так называли меты собственные зубы. Схватив копье, Марика ткнула им во врага, а потом еще и еще, пока кочевник не стряхнул с себя едва живую старуху. Удары Марики не были смертельными, но в итоге они свалили его наземь.
Через частокол перебрался очередной дикарь. Марика бросилась к своему логову, сжимая лапами копье и слыша, как Рехтерн созывает самцов.
В других местах через частокол лезли новые кочевники. Около десятка уже искали, кого бы убить или что бы унести.
Самцы и оставшиеся старухи накинулись на них с ножами для снятия шкур, топорами, молотами, мотыгами и граблями. Марика остановилась возле шкур, закрывавших вход в ее логово, наблюдая за происходящим и готовая метнуться в безопасное укрытие.
Все больше кочевников прорывались за частокол. Марика вдруг подумала, что они попросту дураки, совершившие роковую ошибку. Им следовало расправиться с защитниками частокола, прежде чем проникать внутрь. Когда охотницы, понесшие небольшие потери, поняли, что атака снаружи им больше не угрожает, они развернулись и натянули тетивы луков.
Судьба кочевника, в которого попала стрела, смазанная ядом Блаза, была предрешена. Жертва билась в судорогах, визжа и пуская пену изо рта, а несколько секунд спустя мышцы сокращались и тело деревенело, пока не приходила смерть. И даже тогда оно не расслаблялось.
Самцы и старухи спрятались в логовах, защищая входы, пока охотницы вели обстрел с частокола.
Выживших захватчиков охватила паника. Они поняли,
Марике стало интересно, планировала ли мать подобное с самого начала, или они получили подарок от Всеединого? Не важно. Нападение отразили, и стойбище его пережило. Дегнанам ничто не угрожало.
Не угрожало – на какое-то время. Были и другие кочевники. И они могли воспринять поражение как повод для кровной мести.
За частоколом свалили в кучу семьдесят шесть трупов кочевников. Семьдесят шесть зловеще оскаленных голов украсили собой колья – как предупреждение каждому, решившемуся снова атаковать стойбище. Лишь девятнадцать членов стаи погибли или же их добили из-за ран – в основном старухи и самцы, слишком слабые или плохо вооруженные. Удалось захватить немало превосходного оружия.
Скилджан повела группу охотниц в погоню за сбежавшими кочевниками, которые были ранены или слишком слабы, чтобы прорваться за частокол. Скилджан считала, что сумеет расправиться с ними без особого риска для себя или своих охотниц.
Мудрые постановили, что траурный обряд следует серьезно сократить. Не было ни лишних дров для погребальных костров, ни времени для церемоний, обычных в тех случаях, когда кто-то из Дегнанов воссоединялся с Всеединым. Чтобы достойно проводить столь многих, потребовалась бы неделя. И перед ними в очереди была еще троица погибших возле скалы Стапен, до сих пор не оплаканная.
Тела решили сложить в пристройках у частокола, пока у Дегнанов не найдется время, чтобы отдать почести мертвым. На таком холоде они все равно не испортятся.
Марике вдруг пришло в голову, что в случае долгой осады они могли бы послужить и другой цели. Да и груда вражеских трупов, сваленная снаружи, могла стать вызовом, в котором содержался некий подтекст, еще не осознанный ею в полной мере.
Впрочем, отвращение к граукенам, которое ей внушали, было столь сильным, что при одной мысли о чем-то подобном ее затошнило.
Она вызвалась подняться на вышку, чтобы посмотреть вслед уходящей Скилджан.
После того как мать скрылась за вершиной близлежащего холма, идя по горячим следам кочевников, смотреть стало не на что. Самцы бродили вокруг, отрезая головы врагам, приводя в порядок ограду и о чем-то неразборчиво переговариваясь. Щенята постарше мучили нескольких кочевников, слишком тяжело раненных, чтобы убежать, и пинали тела, проверяя, не нуждается ли кто-нибудь в последнем поцелуе ножа. Самой Марике крови не хотелось.
Она и так ее уже пролила, и этого вполне хватило.
Но если бы не кровавый снег, день мало чем отличался бы от любого другого зимнего дня. Как всегда, ревел и стонал ветер, высасывая тепло с яростью вампира. Ярко блестел снег там, где его не истоптали и не залили кровью. Потрескивали на морозе деревья в близлежащем лесу. Пронзительно кричали летуны, кружа над головой при виде богатой поживы, и по снегу скользили их тени.
Где нечего терять, нечего и желать. Мудрые столь часто учили щенят этим словам, что уже почти никто их не слушал и не запоминал.