Темное дело (сборник)
Шрифт:
— Нормально, — сказал он, но что-то заставляло меня сомневаться в его слишком уверенном тоне.
Неожиданно я понял, почему: глаза его никак не могли остановиться. Не скажу, чтобы они бегали, нет. Просто было такое ощущение, что он выбирает, на что бы ему посмотреть, на чем остановить свой взгляд, и никак не может выбрать. Наблюдать за ним было и странно, и интересно, и скучно одновременно.
— Вы что, только что с женщины? — сам не знаю почему, брякнул я.
Он вскинул на меня глаза:
— А что, видно? — растерянно
Я облегченно расхохотался.
— Ну, слава Богу, — сказал я, — а то никак понять не могу: что это такое с вами?!
— А что? — испуганно спросил он. — Что со мной?
— Лицо у вас, — объяснил я. — Вроде бы вам хорошо, но вот-вот станет плохо.
— Вы физиономист?
— Нет, я русский, — ответил я, и мы оба расхохотались.
Тут, наконец, подошел стюард и сказал:
— Ваши сигареты.
Когда я вернулся в каюту, Рябинина и Сюткин все еще разговаривали. Я посмотрел на часы. Было раннее утро.
— До завтрака осталось два часа, — сообщил я им. — Мы собираемся спать или что?
— Ты что, хочешь есть? — спросил меня Костя.
— Нет, я хочу спать, — ответил я.
— Если ты хочешь есть, могу сделать бутерброды, — сказала вдруг Рябинина.
— Да? — удивленно воззрился я на нее. — Слушайте, что это с вами? Вы что — все это время говорили обо мне?
Я вовсе не хотел, чтобы они смущались, я их просто хотел позлить.
А они почему-то смутились.
— Ладно, — решительно тряхнув головой, сказала Рябинина. — Давайте спать.
— Я могу на полу, — сказал Сюткин, — а могу и в санчасть.
— Неплохо бы, конечно, послать тебя туда на разведку, — проговорил я, сладко вытягиваясь на своей кровати. — Да ладно уж. Неудобно как-то. Женщине плохо, а ты будешь там что-то вынюхивать, выискивать. Спи. Завтра разберемся.
Я кинул ему подушку, перевернулся на живот, и через какую-то минуту провалился в темноту.
Снов я не видел.
Проснулись мы прямо перед обедом — все трое. Я открыл глаза, потянулся, посмотрел на часы и присвистнул. Оглядевшись вокруг себя, я увидел, что мои товарищи по каюте смотрят на меня.
— Что? — спросил Костя, тупо глядя на меня сонными глазами.
— Обед, — лаконично ответил я ему.
— Не завтрак? — уточнил он.
— Обед. Разве ты не чувствуешь, что выспался?
Костя замычал, замотал головой, встал и пошел к крану, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Я последовал его примеру.
— Выйдите, — приказала Рябинина. — Мне надо привести себя в порядок.
Мы вышли.
2
Костя был голоден, я тоже. Я сообщил ему новость, что, мол, место за нашим столом свободно. Он обрадовался, быстренько куда-то сбегал, и удивительно быстро вернулся, сообщив, что все уладил, все организовал: на его долю тоже станут накрывать.
Вышла Рябинина, и мы отправились в кают-компанию.
Сидя за столом и стараясь не зыркать по сторонам, я, тем не менее, осторожно бросал взгляды на окружающих. Все явно были чем-то напуганы.
Сюткин не обращал внимания ни на что и с упоением поглощал разносолы. Рябинина тоже ела с видимым удовольствием, но что-то все-таки мешало ей полностью предаться еде.
Мне кусок не лез в горло, и Рябинина это заметила.
— Почему ты не ешь? — спросила она у меня. — И вообще, что тут происходит? Как будто не обедают, а хоронят кого-то.
Действительно, не было слышно ни голосов, ни обычного смеха, ни простого звона тарелок, все словно дыхание затаили.
— Наверное, кто-нибудь умер, — предположил я. — Инфаркт.
— Очень смешно.
Рябинина зло зыркнула очами в мою сторону, а Сюткин что-то промычал, увлеченный куском хорошего бифштекса.
— Что? — спросил я его.
Ответить он не успел.
— Вы кто такой? — громовой голос раздался прямо рядом с нашим столом.
Я поднял голову и увидел, разумеется, доблестного начальника охраны и безопасности Леву Яйцина, который стоял с грозным видом, и не спрашивал — вопрошал.
— Кто вы такой?! — повторил он свой вопрос, обращаясь к Сюткину.
— Спокойно, Лева, — стремительно встал я, давая Косте прожевать и благополучно проглотить огромный кусок мяса, которым он чуть от неожиданности не подавился. — Это наш человек. И он вполне на легальном положении. Можешь спросить у Блудова. Вопросы еще есть?
Некоторое время Лева напряженно всматривался в меня, пытаясь понять, не смеюсь ли я над ним. Потом он, видимо, принял решение и кивнул головой:
— Вы что — ничего не знаете? — опросил он.
— Что мы должны знать? — поинтересовался я у него, бросая быстрый взгляд на своих товарищей.
Рябинина побледнела. Костя застыл с открытым ртом, в котором можно было увидеть так и не прожеванный до конца кусок бифштекса. Оба испуганно смотрели на Леву Яйцина.
Он перевел взгляд с меня на моих спутников, потом — снова на меня и, не отвечая на мой вопрос, вдруг, в свою очередь, задал свой:
— А где вы были за завтраком?
— Это важно?
— Важно, — твердо ответил он.
Я пожал плечами.
— У себя в каюте.
— И что вы там делали?
— Спали, — терпеливо отвечал я.
Он смерил нас взглядом.
— Втроем?
Я почувствовал, что он начинает мне смертельно надоедать.
— Слушай, Лева, — тихо проговорил я, — наша сексуальная ориентация — это наше личное дело. Если ты еще раз себе позволишь намеки в подобном духе, тебе не поздоровится. Если ты не знаешь, кто мы такие, спроси у Прищипенко. Он тебе популярно объяснит.
Фамилия депутата произвела на него магическое действие.