Темное дело (сборник)
Шрифт:
— Простите, — сказал он тихим голосом, — что, все-таки, вы имели в виду, когда сказали, что физически не можете сейчас повернуть обратно?
Я еще не знал, что здесь делали эти двое, старик и его тень. Но чувствовал, что присутствие их здесь далеко но случайно.
Как опять-таки впоследствии выяснилось, я был прав.
Тем временем капитан отвечал:
— Я имею в виду, — говорил он, — что мы вынуждены лечь на дно. Необходимо произвести кое-какие работы.
— Это опасно? — спросила Рябинина.
— Опасно сейчас не производить
— И что это значит?
— Это значит, что из строя выведен агрегат 14/18, если вам это о чем-нибудь говорит. Чтобы восстановить его, нам необходимо спуститься на дно. Я не употребляю специальных терминов, чтобы вам было понятно.
— Что и требовалось доказать, — проговорил вдруг старик тихим удовлетворенным голосом.
Все присутствовавшие воззрились на него, пытаясь понять, что он, собственно, хотел этим сказать.
— Не понимаю, — сказал капитан.
— Да, — поддакнул Туровский. — Что вы хотели доказать?
Старик ласково улыбнулся, и от этой улыбки мне стало не по себе.
— Разрешите представиться, — сказал он. — Петр Петрович Петух.
И он замолчал, будто этим сказано все. На некоторое время в каюте воцарилось напряженное молчание. Первым не выдержал Лева:
— Ну и что? — несколько озадаченно спросил он старика. — А я Лева Яйцин. И что с этого?
— Кто вы такой, я знаю, — заявил Туровский. — Вы, кажется, связаны с нефтью, так?
— Совершенно верно, — улыбался Петух.
Повторяю, это не кличка, это у него фамилия такая.
— Ну, и что? — недоуменно смотрел на него Туровский.
— Вопрос в том, каким образом я связан с нефтью, — продолжал Петр Петрович. — Фирма, которая послала меня в этот поход, называется «Нефтьсибирьинвест». Вам что-нибудь говорит это название, уважаемый господин Туровский?
Если последний и был озадачен, то самую малость.
— Говорит, — пожал он плечами. — Вашей компании принадлежит какая-то часть акций нашей лодки. Ну и что?
— Вы говорите — «какая-то», — все так же улыбался тихий старик. — Это свидетельствует о том, что вы не знаете точно, какая именно часть принадлежит нашей компании. Я верно излагаю?
— Да мне плевать! — недоуменно смотрел на остальных Туровский. — Я не собираюсь считать деньги в вашем кармане. Имеете дивиденды — ради Бога. Фирме «Сафари» принадлежит контрольный пакет, так что приоритет у нас, и даже если…
Старик мягко его перебил.
— Не так быстро, молодой человек, прошу вас, — сказал он, и Туровский, словно почувствовав в его тоне скрытую угрозу, замолчал. — Не так быстро, — повторил старик. — Мы почти на дне океана. Откуда вы можете знать здесь, вдали от большой земли, кому принадлежит контрольный пакет акций подводной лодки «Заря»?
Туровский побледнел прямо на глазах.
— Не понял, — выдохнул он.
Старик поднял голову и посмотрел на своего спутника. Тот невозмутимо
Старик снова посмотрел на Туровского, а потом и на остальных. Когда он заговорил, в его тихом голосе слышалось едва сдерживаемое торжество.
— Видите ли, друг мой, — сказал он, обращаясь будто бы только к Туровскому, но на самом деле, это было видно, он апеллировал ко всем. — На данный момент фирма «Сафари» обладает сорока тремя процентами акций «Зари». Сорок три процента никогда не были контрольным пакетом.
— Что?! — казалось, Туровского сейчас хватит инфаркт, и он пополнит число жертв круиза.
— Что слышите, — кивнул Петух и снова сердечно улыбнулся. — Ваша фирма обладает сорока тремя процентами. Остальные принадлежат компании «Нефтьсибирьинвест».
И снова воцарилось молчание, будто старик давал присутствовавшим возможность оценить полученную информацию.
Туровский все еще ошалело смотрел на старика.
— Неужели все-таки… — проговорил он наконец, и Петух кивнул:
— Да, — сказал он. — Ваш компаньон продал-таки нам свою долю. Поверьте, мы ему сделали предложение, от которого ему и впрямь трудно было отказаться.
Туровский качал головой. По всему было видно, что от неожиданности он придет в себя не скоро.
Вдруг ярко-ярко вспыхнула вспышка от фотоаппарата Кости Сюткина, и почти тут же — второй раз. Я чуть не завопил от восторга, восхищаясь таким профессионализмом. Увлеченный сутью разговора, я не обратил внимания, что буквально у всех, кто вместе со мной слушали этот разговор, были такие ошеломленные лица, что потом проси их, умоляй — повторить не смогут. И Сюткин, умница, вовремя вспомнил о своей фотокамере.
Но и это еще не все. Вспышка была так неуместна в этой ситуации, что ошеломление присутствовавших возросло, наверное, стократ, и Сюткин, видимо, просчитал это заранее, и моментально запечатлел реакцию на вспышку. Я был уверен, что он получил два фотошедевра: сначала реакция на информацию Петуха, и сразу после нее — реакция на вспышку.
Все это пронеслось в моем мозгу в течение доли секунды, и поэтому я сразу же после этих вспышек чуть не заорал. Но не заорал.
— Ну ты! — ринулся к Косте Лева с явным намерением отобрать камеру.
Я молча встал на его пути, и он остановился, не зная, что предпринять.
— На лодке нельзя фотографировать! — сказал он, впрочем, довольно неуверенно.
— Можно, можно, — успокоил я его, не до конца уверенный в том, что говорю.
— Отставить, Яйцин, — сказал капитан.
Лева пожал плечами и отошел на место, которое занимал до этого.
— Я одного не пойму, — нетерпеливо заговорила Рябинина, отведя от Кости восхищенный взгляд. — Допустим, Петр Петрович прав. И что? Что из этого следует?