Темное искушение
Шрифт:
Спряжения меня подвели, и единственная досадная слеза скатилась по щеке. Иван наклонил мой подбородок к своему и вытер его, мягкое прикосновение его большого пальца окутало меня теплом и удовлетворением. Что-то еще заполнило пространство между нами. Влечение. Немного электричества. В некоторые дни, когда я чувствовала себя особенно подавленной, это искрилось сильнее, чем обычно.
Никто из нас никогда не действовал в соответствии с этим.
Моим оправданием была гадалка, к которой я сходила, когда мне было четырнадцать. В том самом готическом возрасте я спросила
Мое дыхание было нормальным рядом с Иваном.
И с Картером тоже, несмотря на то, что я экспериментировала с ним из чистой скуки. Не говоря уже о том, что он невероятно убедителен.
Мое время истекало, как последние песчинки в песочных часах. И все же я ждала. Большего. Из-за какой-то глупой идеи, которую вбила мне в голову мадам Ричи.
Это было моим оправданием.
Теперь мне было любопытно узнать Ивана.
Я наклонилась к большому пальцу, бегущему по моей щеке, и мягко моргнула, глядя ему в глаза.
— Почему ты никогда не целовал меня?
— Потому что я хочу дольше пожить, — невозмутимо ответил он.
Уголок моих губ приподнялись. Я никогда раньше не слышала, чтобы папа повышал голос, и уж точно не на Ивана, который был ему практически сыном.
— Но на самом деле?
Он бросил на меня тяжелый взгляд и опустил руку.
— Больше никаких разговоров о Москве, ладно?
Вздохнув, я кивнула.
Я смотрела, как он идет по лужайке к дому, покачивание и простор океана поселились в моих костях с чувством тоски и уединения от остального мира.
Мой телефон завибрировал в кармане платья, и я хотела проигнорировать его, но все равно потянулась к нему.
Папа: «С днем рождения, ангел. Прости, что пропустил этот день. Как обычно, работа. Мы отпразднуем, когда я вернусь домой».
Пришло еще одно сообщение.
Папа: «Повеселись завтра. Картер тебе подходит».
Я положила телефон обратно в карман и заменила серьги синтетическими голубыми бриллиантами. Я представляла себе, как они сверкают, словно сердце океана, когда море тянет меня вниз, навечно удерживая в судорожных вздохах, жемчужных ожерельях и одиноких звуках океана.
Это меня и убедило.
Завтра я буду в России.
Глава 2
Мила
Resfeber — беспокойное состояние перед самым началом путешествия.
Я перебила кучу одежды, наполовину богемную, наполовину утонченную светскую львицу. В первом случае, я чувствовала себя обязанной купить это, но никогда не носила. Папа, казалось, спокойно осуждал все желтое и нонконформистское, и я серьезно относилась к знакам мира.
До сих пор, по-видимому,
Я надела свободную блузку, клетчатые брюки и белые ботильоны и заметила свое отражение в зеркале: более высокая, менее розовая версия Элли Вудс из фильма «Блондинка в законе».
По пути к двери я остановилась, чтобы расстегнуть жемчужное ожерелье и бросить его в шкатулку с драгоценностями. Затем завела балерину, поставив ее на одинокий пируэт, прежде чем на цыпочках спуститься по лестнице в три часа ночи.
Проходя мимо спальни Ивана, я замерла, когда по ту сторону послышался женский стон. Иван не был донжуаном, но и не целибатом. Иногда, когда папа отсутствовал, я спускалась к завтраку и находила на кухне полуголую девушку. Меня это никогда особо не беспокоило — моя детская влюбленность давным давно прошла — но теперь в моей груди вспыхнула отторжение.
Он даже не поцеловал меня ранее, потому что смерть стояла на кону, а теперь он говорил грязные Русские слова какой-то случайной девушке? Хотя, я нашла это более раздражающим, чем что-либо еще. Он был настолько убежден, что я тряпка, что даже не потрудился насторожиться после нашего разговора.
Мои нервы были на пределе, когда я отключила домашнюю сигнализацию, ожидая, что Боря услышит тихий сигнал и выйдет, вооруженный лопаточкой. Я с облегчением вздохнула, когда никто не появился, но это был только первый шаг к тому, чтобы выбраться отсюда.
Тихо закрыв входную дверь, я прижалась к ней спиной и уставилась на датчик движения на потолке крыльца. Если его активировать, то вспыхнет ослепительный свет, как хор ангелов, и прозвучит пронзительный сигнал тревоги. Мужчины ненавидели это.
Задержав дыхание и прижав сумку к груди, я шагнула прямо под датчик, надеясь оказаться в его слепой зоне. Меня прошиб холодный пот, когда во дворе стало темно и тихо.
Опустившись на живот, я неуклюже поползла к кустам с сумкой, вспоминая тропинку, по которой меня учили ходить, когда я была непослушным ребенком и играла в Джеймса Бонда. Хотя в те времена датчик был лазером, который, если его активировать, срезал бы мне руку. Теперь же это было неодобрением моего папы, уставившегося на дыру в моей спине, что казалось еще хуже.
Выползая из-за кустов, я встала, отряхнула брюки и побежала вниз по извилистой улице. Я сомневалась, что мои женские уловки помогут мне пройти через ворота нашего частного квартала без Карла, неряшливого охранника в пятницу ночью, предупреждающего моего отца или Ивана, поэтому я свернула через задний двор, бросила сумку через железный забор и перелезла через него.
Вытащив телефон из сумки, я вызвала такси. Это было самое долгое трехминутное ожидание в моей жизни. Сердцебиение сталкивалось друг с другом в ожидании Ивана, бегущего за мной с расстегнутыми брюками или очень неодобрительного телефонного звонка от папы. Но ничего не произошло. Ни до того, как меня забрала машина, ни после того, как он высадил меня у аэропорта.