Темное искушение
Шрифт:
— Какой сегодня день недели, Мила? — спросил Ронан.
— Я, э-э… Пят…? — я остановилась, когда он покачал головой с намеком на улыбку. Я попробовала еще раз. — Суббота?
Доктор хмыкнул, явно не впечатленный тем, что этот мужчина помогает мне. Никакого удивления. С врачами неинтересно.
— Сколько пальцев я показываю? — Ронан перевел.
Я уставилась на его другую руку, лежащую на колене, на татуировки на пальцах между первым и вторым суставами. Один был крест, другой ворон. Третья — игральная карта «король червей».
Чернила и дежавю.
Я не знала, что со мной не так, но не могла удержаться, чтобы не прикоснуться к нему, не
— Тьма, и больше ничего…
Цитата сгустила пространство между нами, погрузившись во что-то плотное и темное, как смола.
Меня засосало обратно в туннель, где я читала Эдгара Аллана По под папиным столом, с грязью на лице и неровной челкой, которую сама отрезала. Отец разговаривал с Мисс Мартой, моей учительницей детства, не подозревая, что я рядом. Его беспокоили мои воображаемые друзья и отсутствие настоящих, моя замкнутость и отсутствие интереса к учебе.
Он думал, что со мной что-то не так.
Я тоже так думала.
Эти слова, произнесенные шепотом в коридоре, свернулись у меня внутри, как змея, вонзившая свои клыки и медленно распространяющая яд по мере того, как проходили годы. Яд, который отправил меня на тропу войны к принятию.
Иногда именно мелочи делали нас теми, кем мы являемся.
Тяжелый, сочувствующий взгляд Ронана сжал мой живот, как щелчок спускового крючка. Я не ожидала, что он поймет, что я сказала, но он понял. Я знала, что он понял.
— Sleduyushchiy vopros [19] , — сказал Ронан.
Доктор нахмурился.
— U tebya yest’ sem’ya, s kotoroy ya mogu svyazat’sya? [20]
— Сколько тебе лет, moy kotyonok? [21]
По тому, как неодобрительно вспыхнули глаза доктора, я поняла, что он понял эту фразу, и это не то, что он сказал.
— Девятнадцать, — ответила я, прежде чем вспомнила, что вчера мне исполнилось двадцать.
19
Следующий вопрос.
20
У тебя есть семья, с которой я могу связаться?
21
Мой котенок.
Врач издал напряженное дыхание.
— Devyatnadtsat’. Yey devyatnadtsat. [22]
Ронан не отвел от меня взгляда.
— Ya slyshal. [23]
Я почти не слушала этот разговор, потому что пыталась вспомнить, что значит «moy kotyonok». Мой, что?
— Тебя… оскорбили, Мила?
Я смотрела, как темно-синие его глаза становятся черными.
На мгновение его вопрос смутил меня. Облако заслонило всю сцену в переулке, будто это случилось с кем-то другим, и я просто наблюдала, как она разворачивается. Это казалось нереальным, и когда я думала об этом, то не чувствовала ничего, кроме легкого раздражения, которое, вероятно, относило меня к той же сумасшедшей категории, что и арендаторов моего отца.
22
Девятнадцать.
23
Я слышал.
Я отрицательно покачала головой.
— Хорошо.
Всего лишь одно слово из шести букв, но оно повисло в воздухе, как самая важная вещь в комнате. Его голос был таким грубым и мягким. Таким собранным и акцентированным. Столь снисходительным в своей подаче, он проскользнул под мою кожу, растопив напряжение в теле, как масло. Бьюсь об заклад, люди из кожи вон лезли, чтобы послушать, что говорит этот мужчина.
— У тебя что-нибудь болит, кроме головы?
Я кивнула, пристально глядя на него.
Улыбка тронула его губы.
— Где?
— Здесь.
Ронан выпрямился во весь рост. Пока они с доктором разговаривали, в комнату вошел парень— тот самый, что нес ящик с выпивкой, — с моей сумкой в руках. Он бросил ее рядом с диваном и с отвращением посмотрел в мою сторону.
Ронан взглянул на него с молчаливым предупреждением. Парнишка сглотнул и повернулся, выходя из комнаты.
— Кирилл хотел бы осмотреть тебя, если ты позволишь.
Я кивнула.
Когда Ронан направился к двери, я поднялась на ноги, борясь с приступом головокружения от внезапного движения.
— Подожди, — выпалила я. — Ты куда?
Он повернул голову и внимательно посмотрел на меня.
— Предоставляю тебе немного уединения, kotyonok. [24]
Я прикусила губу, не зная, что заставило меня спросить об этом. Я была в замешательстве. И действительно не любила врачей.
— Пожалуйста, останься.
Кирилл вздохнул и ущипнул себя за переносицу.
После минутного задумчивого молчания Ронан наклонил голову и вернулся к своему столу. Я испытала странное успокоение из-за того, что он останется.
24
Котёнок.
Кирилл встал, достал из кармана рубашки фонарик и проверил мои зрачки. Послушал мое сердце, дыхание и осмотрел затылок. Мой взгляд продолжал падать на Ронана, который прислонился к столу, ничего не делая, но наблюдая за сценой.
Когда Кирилл заговорил, я перевела взгляд на него. Должно быть, он заметил, на что я обратила внимание во время осмотра, потому что на его лице застыло неодобрительное выражение.
— Ему нужно, чтобы ты сняла пиджак.
Я ослабила хватку на лацкане и сбросила его с плеч на пол. Красный синяк в форме руки портил мне талию, и это объясняло, почему болели ребра. Но я сосредоточилась на засохшей крови на животе. Теперь я заметила, что она была и под моими ногтями.
Все тепло внутри меня стало ледяным, посылая мурашки вниз по шее.
Я не истекала кровью.
У меня вырвался дрожащий выдох. Желудок скрутило. Комната начала расплываться. Я покачнулась, чернота потянула мое подсознание, а затем утащила полностью под воду.
Когда я проснулась, во рту было сухо, Кирилл нахмурился, а Ронан сидел на корточках рядом со мной на диване.
Осознав, что я потеряла сознание, я снова закрыла глаза.
В детстве у меня случались приступы тревоги, прежде чем мне делали укол или брали кровь на анализ. Папа обычно держал меня на прививках, пока я в конце концов не теряла сознание. Даже сейчас я скорее заклею свою сломанную руку скотчем, чем пойду к врачу.