Темное предсказание
Шрифт:
Иногда, бродя по коридорам, он открывал двери незнакомых комнат и видел там только книги. Казалось, в этом бесконечно громадном здании нет ничего, кроме книг. Здесь были собраны знания. И у него было все, о чем он мог только мечтать.
Все, кроме Эш.
Если бы не тоска по ней, пожалуй, такую жизнь можно было бы назвать счастьем. Зная о его творческих склонностях, Сорша даровала ему великолепнейшую мастерскую. В мире смертных такое могли себе позволить лишь очень богатые и знаменитые художники. Стена одной из комнат была сплошь стеклянной, обеспечивая идеальный свет. За стеклянной стеной простирался обширный сад. В комнате
«У меня есть все. Недостает главного — вдохновения».
В какой-то момент его вдруг охватило острое чувство несвободы. Сидеть в роскошной тюремной камере и рисовать сад, который простирается за окном? Это не способствовало вдохновению.
Им овладевало беспокойство. Ему захотелось прогуляться по городу фэйри, но ни один из коридоров не вел к выходу. Лестницы, по которым он спускался, приводили на верхние этажи. Сет понял: он выберется отсюда не раньше, чем ему позволят. Поэтому он часами стоял перед громадным окном. При внимательном рассмотрении Сет заметил, что в середине окна есть нечто вроде двери. И еще: в том месте на стекле был дымчатый полумесяц. Сет нажал на него и… Окно раздвинулось, пропуская его в сад. За цветами и деревьями Сет вдруг увидел океан, широкую пустыню, полярные снега, луга, горы… До сих пор, глядя из комнаты, он видел только сад. Но стоило шагнуть за пределы, и произошло что-то нереальное. Или реальное.
Стоило Сету подумать об океане, и он сразу же ощущал соленый морской воздух. В детстве он жил у моря. Линде нравилось море. Отец был равнодушен к воде, а Сет с матерью наслаждались близостью моря. Там мать чувствовала себя куда свободнее, чем в Хантсдейле. Она любила морской бриз. Сету подумалось: живи они у моря, Линде было бы легче справляться с материнскими обязанностями… Он слизывал соль с губ. Это никак не могло быть иллюзией.
Сорше принадлежала вся вселенная.
Теперь он понимал, почему она не обосновалась в Хантсдейле или другом городе. Здесь у нее действительно была целая вселенная. Дония владела уголком Зимы. Земли Кинана и Айслинн не распространялись дальше парка. А у Сорши был громадный мир. Сет не понимал, почему другие дворы по доброй воле удалились отсюда. Неужели соседство с миром смертных привлекательнее этого совершенства?
Опять его мысли текли не в том направлении. Нужно сосредоточиться на цели своего пребывания здесь. Когда Сорша позволит ему говорить, он должен попытаться убедить ее, что он достоин мира фэйри. Дония выслушала его и даровала магическое зрение. Ниалл выслушал его и предложил побрататься. Фэйри благосклонно откликались на искренность и смелость. А вот слепое преклонение перед ними было неубедительным. Сорша — не Кинан; ей нужны логические, обоснованные доводы. Он не хотел быть смертным в мире бессмертных фэйри. Достаточно ли ей такого довода? Но ведь она не прогнала его в первый же день. Возможно, вскоре она позовет его и позволит изложить свою просьбу. А если ожидание растянется надолго? И выпустят ли его отсюда, если Сорша вдруг передумает?
«Кто я здесь? Узник?» — не раз спрашивал он себя.
Ответов Сет не знал, а спросить было не у кого. Двор Сорши разительно отличался от Летнего с его нескончаемой болтовней
Исключение составляла одна фэйри, чье тело казалось изваянным из ночного неба. Каждый день она заходила и предлагала поделиться своими запасами красок и холстов, если у него они вдруг кончились.
— Если хочешь, пойдем ко мне в мастерскую, — говорила она. — Возможно, там тебе будет лучше трудиться.
На ее предложения Сет отвечал: «Это очень любезно с твоей стороны» или «Я ценю твою заботу», всячески избегая говорить «спасибо» или иные слова благодарности. Он достаточно познакомился с правилами фэйри, чтобы не произносить пустые слова.
— Никаких разговоров за порогом, — каждый день повторяла она и сразу же уходила.
То, что она тоже художница, почему-то успокаивало Сета, вселяло чувство общности. Но ее шаги сопровождали вспышки далекого звездного света. Она отбрасывала белые тени на стены. Все это казалось бессмыслицей, однако Сет уже давно понял, что фэйри не подчиняются правилам логики и физики смертного мира.
Сегодня, когда она снова пришла, Сет согласился пойти в ее мастерскую. Он успел пройти лишь несколько шагов, как вдруг нос к носу столкнулся с Девлином. Этого бесстрастного фэйри Сет не видел с тех самых пор, как тот чуть его не задушил. Сейчас Девлин стоял посреди коридора, загораживая проход.
— Оливия ходит там, где тебе нельзя.
Сет видел, как «звездная фэйри» завернула за угол и исчезла.
— Опять будешь меня душить? — спросил он Девлина.
Девлин не улыбнулся. Его осанка и движения свидетельствовали о строгой военной выучке. Он держался безупречно прямо, готовый к любым неожиданностям.
— Только если этого потребует моя королева, или в интересах моего двора, либо…
— Ответ на приглашение Оливии тоже входит в этот список? — перебил его Сет.
— Если ты последуешь за Оливией на небо, ты замерзнешь или задохнешься. То и другое было бы одинаково неприятно. — Сказав это, Девлин не шелохнулся. — Тела смертных не предназначены для хождения по небу.
Сет пытался осмыслить услышанное.
«Хождение по небу? Задохнусь? Замерзну?»
Он глядел в пространство коридора, туда, где скрылась Оливия.
— Как понимать «хождение по небу»? В буквальном смысле?
— Она работает с иными материалами, нежели ты. Смешанная наследственность наделила ее редчайшим даром. — Девлин чуть-чуть расслабил мышцы, а в голосе появилось восхищение. — Она умеет ткать из звездного света. Ее шпалеры из звездных нитей очень недолговечны и тают каждый день. Небо — не место для хрупких смертных. Твое тело нуждается в тепле и воздухе. Там нет ни того, ни другого.
— М-да, — удивленно пробормотал Сет.
— Она бы соткала твой портрет, но последствия тебе вряд ли понравились бы.
— Это бы меня убило?
— Да. Дыхание смертных позволяет ее портретам сохраняться несколько дольше. Дыхание в обмен на искусство. Равновесие.
Голос Девлина обрел непривычную для этого мира пылкость. Возможно, это было безумие, но безумие, связанное с настоящим искусством.
Этот удивительный проблеск страсти Девлина стал для Сета желанной тенью знакомого мира.
— Сорша зовет тебя к себе, — вдруг объявил Девлин.