Темное прошлое прекрасного принца

Хмельницкая Ольга

– Тут никакое вранье не поможет, – отрезал Олег. – Какое тут вранье может быть, если человек убежал в туалет и потом так и не вышел, потому что страшно стеснялся? Если, конечно, все было так.

– Не так, – сказал Пуканцев, перестав выть, – не так. Я убежал в кусты, при этом переплыв небольшую речку.

– А Ксения при этом что делала?

– Бежала за мной и кричала: «Да, да, я согласна!»

– Бедная девочка, – вздохнула Ватрушкина.

Олег задумчиво смотрел на форварда.

– Я бы позвонил, – сказал

Игорь, и в его голосе сквозило облегчение, как-никак он нашел в себе силы хоть кому-то признаться в том, что произошло, – но не представляю, что мне теперь говорить Ксении.

– Можно сказать, что увидел что-то в лесу, – предложила Алена. – Или кого-то.

– Кого, например? – уточнил врач. – Зайца? Лося? Ежика? А почему он все бросил и к нему побежал? Нет, это не подходит.

– Может, услышал далекий крик о помощи? – предложила Алена.

– Это лучше, – просиял Олег. – Отлично! И благородно как! Не желудочные проблемы отвлекли его от решения матримониальных проблем, а дело, полезное для общества.

– Звони, – сказала Ватрушкина и сунула в руки Пуканцеву телефон, который тот уже успел закинуть под кровать, – позвони и скажи, что услышал крик о помощи, побежал, переплыл речку, в лесу увидел медведя, который душил пионера, отбившегося от отряда скаутов. Конечно, ты его спас, медведя удавил собственными руками, но был во время этого геройского поступка ранен и потом некоторое время лежал в лазарете без сознания.

Несколько томительных минут форвард колебался.

– Ладно. Позвоню. Только оставьте меня, пожалуйста, одного, – наконец сказал он. От волнения футболиста била крупная дрожь.

– Вперед! Не дрейфь, – кивнул Олег, пожал Пуканцеву руку, и они с Аленой торопливо покинули палату.

Василиса чувствовала себя ужасно: прохладные шелковые простыни буквально обжигали ее тело. Подумать только, она изменила мужу! Нет, с одной стороны, все было замечательно, восхитительно, волшебно и незабываемо, но гаденькая мысль о храпящем супруге, которому она была верна все предыдущие годы их брака, портила кайф. Вася напряглась и стала думать о Лизе Гондураскиной, которая, как оказалось, много лет назад соблазнила ее благоверного, но на душе легче не становилось, наоборот, стало еще хуже.

– Думаешь о муже? – спросил Сусанину Рем, лежащий рядом на спине.

Она кивнула.

– Расскажи мне о нем, – попросил Фильчиков. – Он же вроде потерял работу? Его уволили по статье? Злоупотребление служебным положением?

– Угу.

– Избил кого-то?

– Подозреваемого.

– Ах, как нехорошо. И, небось, не в первый раз.

– Не в первый, – вздохнула Вася и перевернулась на живот, – но раньше ему сходило все с рук. В этот же раз парень оказался племянником друга детства прокурора.

Василиса вздохнула еще раз и поерзала на кровати, укладываясь поудобнее.

– И

теперь твой супруг, бывший капитан милиции, сидит дома без работы, – подытожил Рем.

– К сожалению.

– Назад в милицию его не возьмут.

– Факт.

– А в охранное агентство какое-нибудь он устроиться не пытался?

– Не хочет.

– Я его понимаю… Ну ладно, – сказал Рем, встал и накинул свой халат, – пойдем, обсудим Ксению Дюк и финансовые вопросы. До десяти утра осталось всего ничего, а нам срочно нужно что-то решать. Сколько, говоришь, составят наши убытки?

– Один миллион четыреста семнадцать тысяч сто одиннадцать долларов, если она сорвет запись альбома. Плюс пятьдесят две тысячи, в которые уже обошлись отмененные концерты.

– Ладно, – сказал Фильчиков, скрипнув зубами, – пойдем и посмотрим калькуляцию. Может, еще что-то можно сделать. А потом нам придется ехать к Ксении домой и вправлять ей мозги. Убытки на полтора миллиона долларов – это, как ты правильно сказала, банкротство нашего центра. Мы не можем этого допустить, Василиса. Никак не можем!

– Рома, я ужасная трусиха, – сказала Майя, разглядывая луну, которая в эту ночь была особенно яркой. – На прошлой неделе я смотрела фильм ужасов про птицефабрику – и чуть не умерла.

– Фильмы ужасов созданы для того, чтобы зритель рыдал от страха, – изрек Роман, – главное, чтобы ты не страдала от необоснованных страхов в реальной жизни. Потому что страх мешает человеку действовать эффективно и приводит ко лжи.

Роман закурил. Красный огонек сигареты отразился в его глазах.

– То есть человек врет, потому что боится, – перефразировала Майя его мысль.

Они пересекли двор и пошли к проспекту, пустынному в такое позднее время.

– Да, – кивнул Роман.

Он остановился, глубоко затянулся, а потом выпустил в черное небо струю дыма. Недавно прошел дождь, и на улице было прохладно и влажно.

– Когда человек напуган, он врет, потому что соврать легко. Но в долгосрочной перспективе это никогда не оправдывается, – добавил Тряпкин, выдвинув нижнюю челюсть вперед. Он был убежден, что этот нехитрый трюк делает его лицо более мужественным.

– Странно, – пожала плечами Майя, – чтобы соврать, надо ведь дополнительно напрячься. А в ситуации стресса логично было бы идти по пути наименьшего сопротивления и говорить правду.

– В теории – да, но на практике обычно бывает наоборот.

– То есть врать – легче.

– Похоже на то, хотя мысль и выглядит на первый взгляд странной.

– Но! – глубокомысленно заметила Майя, поднимая брови вверх. Она была убеждена, что этот прием позволит ей оттянуть появление морщин вокруг глаз. – Нельзя всех стричь под одну гребенку. Я думаю, что есть люди, которые от природы более честны, чем другие.