Темное прошлое прекрасного принца

Хмельницкая Ольга

– Убью! – воскликнул Сусанин низким, вибрирующим басом.

Он схватил фотографию, порвал ее на мелкие клочки и сжег получившуюся кучку на газовой горелке. Удивительно, но ему абсолютно не полегчало. Васьки по-прежнему не было, и это могло означать только одно – его жена с ним, с этим поганым покровителем барабанщиков, гитаристов, вокалистов, фокусников и прочих трубадуров, с утра до вечера тусующихся на экране телевизора.

– Не отдам! – заголосил Петр Петрович. – Не отдам Ваську! Кто мне будет покупать колбасу? Кому я буду жаловаться на злое начальство? Васька моя,

моя личная, собственная! У меня даже в паспорте так написано!

Он разметал жалкую горсть пепла, оставшуюся от фотографии, по кухне. Нос Петра Петровича тут же зачесался, и он начал безудержно чихать, время от времени изрыгая слова, которые обычно не произносят в приличном обществе, но которые тем не менее были вполне созвучны его внутреннему состоянию.

…Олег ехал очень быстро, пытаясь догнать «Лачетти».

– Что ей может быть нужно от Ксении в такое время? – спросил он вслух.

– Понятия не имею, – ответила Алена, у которой от быстрой езды закладывало уши. – Я вообще сомневаюсь в целесообразности нашего возвращения.

– Мы едем на всякий случай, – упрямо повторил Олег, – если что, я буду защищать нашего лучшего форварда ценой собственной жизни.

– А что, на него покушаются? Может, бухгалтер к любовнику спешит, а не к Дюк с Пуканцевым!

– А ты не думала о том, что вся эта история с Ксенией могла быть подстроена? – спросил врач.

– Кем? – не поняла Ватрушкина.

– Словаками! Например, они подкупили Ксению Дюк и…

– Ой, как смешно, – рассмеялась Алена.

– Может быть, и смешно. А может, и нет, – сказал Олег, который никак не мог допустить, чтобы с Пуканцевым, главной надеждой нескольких миллионов футбольных «фанов», случилась еще какая-нибудь неприятность.

…Майя и Роман, обнявшись, лежали под одеялом. Они только что обсудили личную жизнь соседки тети Клавы, которую муж в свое время свесил за ноги с балкона девятого этажа за то, что она, в рамках борьбы за трезвость, вылила водку в унитаз. Правда, поболтав супругой над пропастью и наслушавшись ее визга, супруг поверил обещанию спиртное больше в унитаз не лить и втащил жену назад на балкон.

– В унитаз я и правда не буду, – говорила потом Клава товаркам, – а вот насчет раковины в ванной я ничего не обещала.

Подруги в ответ только открывали рты, дивясь ее храбрости и несгибаемому мужеству.

– Если мужик пьет, в этом всегда виновата женщина, – сказал Роман, лениво потянувшись.

– Так уж и всегда, – засомневалась Майя. – Тряпкин, ты уверен в том, что только что сказал?

– Не называй меня Тряпкиным! – закричал Рома и возмущенно засопел. – Ты же знаешь, как я расстраиваюсь, когда слышу свою неблагозвучную фамилию.

Он отвернулся от Майи и накрылся одеялом с головой.

– Ну ладно тебе, – попыталась утешить любимого Майя, – нормальная русская фамилия. А если тебе не нравится, можно пойти в загс и поменять ее. Попросить, чтобы тебе в паспорте написали «Тяпкин» или «Репкин».

Роман завозился под одеялом, но головы не высунул.

– Рома, – позвала Майя.

Возня стала активнее.

– Ты вот

меня называешь по фамилии, – проворчал Тряпкин, – а тебе наверняка не нравится, когда тебе говорят про косые глаза и про то, что у тебя совсем нет талии.

Несколько секунд Ватрушкина молча открывала и закрывала рот. Роман наконец вынырнул из постели и уставился на ее перекошенную от возмущения физиономию.

– У меня?! – вскричала наконец Майя. – Глаза косят и талии нету?!

Рома встал на пол и с удовольствием потянулся.

– Вот и договорились, – сказал он, – ты не называешь меня по фамилии, а я не тычу тебе в глаза недостатками внешности. Идет?

Майя встала, молча надела халат и, громко топая, ушла на кухню. Из близко посаженных глаз у нее катились большие прозрачные слезы.

…– Звони, – сказал Рем. – Они точно там, в квартире. И футболист Пуканцев, и наша Ксения.

Василиса послушно нажала на кнопку звонка. За дверью раздалась мелодичная трель. Несколько минут они стояли у двери – стальной, но покрытой сверху ламинатом под дерево – и ждали, когда им откроют. На площадке было светло, горела пыльная, но яркая лампочка.

– Я думаю, что они спят, – сказала Василиса, глядя на продюсера сверху вниз. Она была почти на голову выше своего шефа.

– Как же спят, – засомневался Фильчиков, – если она совсем недавно мне звонила?

– Может, позвонила и заснула?

– А Пуканцев? Тоже спит?

– Пуканцев как раз спит – точно. Все мужчины, сделав свои важные делишки, поворачиваются на бок и засыпают. Так что футболист видит уже третий сон, не меньше, – Василиса пожала изящными плечиками.

– Звони еще. Буди гадов, – сказал Фильчиков, с трудом сдерживая бешенство. Конечно, они спят, пара юных кроликов! А он, Рем, не спит! И нервничает, потому что из-за Ксении, потерявшей на любовной почве последние крохи рассудка, у него из кармана уплывает полтора миллиона долларов.

– Впрочем, она и раньше не была особенно интеллектуальной, – сказал Фильчиков, шумно переводя дух.

– Ксения? – переспросила Василиса.

– А кто ж еще?

– Может, она умом и не блистала, – уточнила Сусанина, – зато была спокойной, исполнительной и любила поесть.

– Особенно мороженое любила, – вздохнул Рем и посмотрел снизу вверх на прекрасное лицо бухгалтерши.

– С орешками и взбитыми сливками.

– Может, нам предложить ей мороженое со сливками – и она будет петь? И еще зайчика плюшевого? Может, задача гораздо проще, чем нам кажется? Ей же всего девятнадцать.

Мгновение они глядели друг другу в глаза.

– А как предложить-то? Они ж спят. Под дверь просунуть? В окно забросить? – пробормотал продюсер, с трудом отрывая взгляд от Василисы.

«Какая она красавица, – подумал он невпопад, – как и полагается Василисе Прекрасной».

– Как предложить – не знаю, – честно сказал Фильчиков, – и даже не знаю, что именно надо предложить Дюк, чтобы она согласилась петь. Но пока Ксения не пообещает к десяти часам явиться в студию, мы отсюда не уйдем. И даже если пообещает, не уйдем, а дождемся утра и отведем ее в студию за руку.