Темные изумрудные волны
Шрифт:
– Мы знакомы с Андрюшкой семь лет…
При этих словах она нежно погладила его по голове, после чего, незаметно от всех, больно ущипнула за шею. Чуть не закричав от боли, он нашёл в себе силы улыбнуться ей. Наградив его обворожительной улыбкой, она продолжила:
– С осени 89-го года это восьмое по счёту день рождения. Одно я пропустила… по семейным обстоятельствам…
Все понимающе закивали – в тот год Маша родила дочь, и, по понятным причинам, отсутствовала.
– …Сказать, что, влюбившись в эту белокурую бестию, я потеряла голову – ничего не сказать.
Тут она спросила Андрея:
– Сколько раз за ночь?
– Двенадцать.
– …двенадцать раз за ночь!.. сбегать в ларёк за цветами!
– Он оборвал все клумбы на Аллее Героев, – вставил Второв.
– Он бегал за цветами после каждого… захода? – ехидно поинтересовался Трезор.
– Волшебная ночь. С ума сойти! Семь лет этот человек не даёт мне скучать. Пройденные годы не прибавили ему сходства с кротким ангелом. Прибавляется другое: дерзость, амбиции, целеустремлённость, и так далее. А пережитые трудности закалили его. Всё же хочу пожелать тебе, Андрюшка, чтобы ты, приобретая новое, не слишком увлекался, ибо сказано: сколько ни кружись, всё к тому же столбу приходишь, где привязал свои мысли!
– Спасибо, Машенька!
С этими словами Андрей запечатлел на её губах нежный, почти дружеский поцелуй. Кто-то крикнул «Горько!», и под звон бокалов Маша вернула ему поцелуй, сделав это более страстно, чем полагалось на дне рождения друга.
Оторвавшись от его губ, она прошептала ему на ухо: «Дрянь!»
Вскоре за первым тостом был произнесён второй, затем третий, четвёртый… За короткое время высыпали столько пожеланий, что, казалось, складывай их в мешки, одному не унести. А в его мыслях кружились только два – Катино формальное, послужившее поводом для звонка, и Машино откровенное, наполненное глубоким смыслом. Неужели он так нужен ей? Или это страсть хищника, от которого ускользает добыча?
И Андрей задался вопросом: кто мог рассказать Кате про Машу в то время, когда он находился в больнице, когда у них еще ничего не было? Рассказать в красках, – иначе, чем мотивирован поспешный отъезд из Петербурга, без звонка, без предупреждения, без объяснений? Неужели… сама Маша?! Она ведь знакома с Ритой, запросто могла сочинить подробности тысяча второй ночи Шахерезады, за ней не заржавеет. Дочь шайтана!
Мысли путались, он потянулся за бутылкой. Опередив его, Маша налила ему треть стопки:
– Много не пей!
Принесли горячее – шашлыки нескольких видов: из баранины, из курицы, свиной – на косточке и мякоть. Официанты принесли под второе блюдо чистые тарелки. Не увидев соус, Маша вышла из-за стола, и направилась на поиски администратора. В этот момент в зале появился Максим. Усевшись на приготовленное ему место слева от Андрея, он сообщил, что купил авиабилеты на девятое ноября: Волгоград-Москва, и Москва-Владивосток.
– Тоже мне, султан, – недовольно фыркнула Алина, – развёл себе гарем. Одна, вторая… ещё я его видела с какой-то нерусской девицей.
Вадим пожал плечами и принялся накладывать в свою тарелку мясо.
– А эта клюшка тоже
К Второвым подошла Маша, спросила, всего ли у них достаточно, хватает ли спиртного.
– Ай, куколка! – приторно улыбаясь, воскликнула Алина. – Ты просто великолепна! Тебе так идёт это красное платье!
– Спасибо, у нас всё есть, – сказал Вадим, и, когда Маша удалилась, прошипел жене на ухо:
– Не ори так громко, дурында!
Глотая мясо, почти не прожёвывая, Гордеев распространялся по поводу того, как важно «мужику оставаться мужиком». А с бабами нужно быть особенно жёстким, – это единственный способ сделать их послушными и верными.
– … я своей Клаве сразу сказал: узнаю, что изменяешь, башку отобью! А если что-то не нравится – проваливай на х**, найду себе другую! Таких мужиков, как я, один на миллион.
К этой музыке челюстей присоединялась и другая. Заиграла свинцовой тяжести хип-хоп композиция, звучавшая как манифест и отсылающая слушателя к наркотикам, криминалу, трагедиям и безысходному ужасу обыкновенной жизни. Своеобразный голос улиц – начитывая, рэперы, настоящие четкие парни, ностальгировали, философствовали, шутили, пугали, стараясь вызвать сильные чувства и выворачивали перед слушателями душу наизнанку.
– Крутой поц, – с иронией произнёс Ренат.
– Крутой, как гора; или крутой, как яйцо? – сказала Маша в сторону.
В зале появилась Клава Гордеева, следом за ней – Трезор; они выходили покурить на улицу. Усевшись за стол, он первым делом вытер салфеткой губы, потом стал высматривать, чего бы положить себе в тарелку.
Перехватив взгляд Маши, внимательно следившей за обоими, Андрей сказал, кивая в сторону Трезора:
– Испачкал сигаретой губы.
– Все изменяют и бросают, – ответила она. – Ни на кого нельзя положиться. И люди и вещи – всё ненадёжно. Жизнь – непрерывная измена. Одна Полиночка любит и ждёт меня всё время. Моя маленькая дочурка, единственный верный человечек.
– Не награждён пока такой радостью, – произнёс Андрей, погружая кусок мяса в соус, – но люди говорят, что неблагодарность детей – хуже всякой измены.
Сложив на тарелке пирамидку из кусков мяса, Трезор, прежде чем приступить к еде, взяв в правую руку стопку водки, обратился к Андрею, поднявшись:
– Ещё раз за тебя, друг! Ты не сломался, держался, как мужчина. Да еще двух ментовских жополизов… Ну, ты понял, друг… Молодец, не побоялся! Мне и в голову не приходило, что так можно, а то б я…
Обойдя вокруг стола, приблизившись к Андрею, он обнял его, и, обращаясь ко всем, спросил:
– Знаете, за что я его уважаю?
И сам ответил:
– Потому, что Андрей – настоящий друг, это раз. И у него характер, твёрдый, как…
Тут Трезор нахмурился, подбирая нужные сравнения, на его широком лице отобразились муки слова.
– Подсказать? – тихо спросила Маша.
– Не надо, я сам…
Просияв, он закончил фразу:
– … твёрдый, как дно бездны, и холодный, как потолок высоты.