Темные изумрудные волны
Шрифт:
С какого-то момента Нестеров, как математик, стал беспокоиться. По его математическому мнению, недалеко то время, когда приток новых вкладчиков перестанет обеспечивать средствами для выплат процентов всем клиентам компании. Поэтому необходимо обеспечить отходные пути. Собранные средства нужно инвестировать в реальный сектор экономики, чтобы обеспечить учредителям безбедное существование. И Моничеву, единственному из основателей «Три-Эн» коммерсанту, было дано задание инвестировать деньги в легальные предприятия, которые будут приносить предсказуемый стабильный доход.
Так в зачуханной подсобке на складе «Доступной
Выслушав рассказ, Давиденко и Уваров озадаченно переглянулись: мол, надо же, какие медвежьи углы остаются в нашем городе!
– Да-а, Николай, пирамидальный ты наш… – протянул Уваров.
– Согласен, что желающие выигрывать, а не зарабатывать, никогда не переведутся в нашей стране, – поднявшись с места, и, прохаживаясь взад-вперед по кабинету, начал рассуждать Иосиф Григорьевич. – Помешать жуликам собирать деньги у населения может только исчезновение самих жуликов. Недаром сказано: лох – это судьба, и каждому жулику – по лоху! Бараны потому и называются баранами, что ничего не чувствуют, когда их ведут на бойню. И люди, теряющие деньги в таких структурах, как «Три-Эн», не сильно отличаются от игроманов, которые пытаются обыграть казино. Однако, если количество баранов-игроманов будет зашкаливать… Ты должен понимать, что это – стадо, то бишь паства, он же народ, он же электорат. Толпа обманувших самих себя простофиль. То бишь, демонстрация обманутых вкладчиков. И силовые структуры, служа народу, выполняя социальный заказ, будут вынуждены сажать симпатичных с виду коммерсантов…
«Мечта пластического хирурга», – подумал он, взглянув на подрихтованную физиономию Моничева. Выдержав паузу, продолжил:
– Жаль, Николай, что твоей гражданской совести не хватило на то, чтобы сразу рассказать мне обо всех сторонах твоей многогранной деятельности. Хорошо, сейчас всё выложил. Иначе, как бы мы тебе помогли?! Сам посуди: в один из дней ты мог быть схвачен теми же ребятами, которые нынешней ночью спасали твои деньги! Жулик, заграбаставший деньги трудового народа – это же мечта любого следователя!
Остановившись возле сумок, он задумался. Затем продолжил:
– Ей-богу, рад за тебя, Николай, что ты стал предпринимателем, сумел вырваться из рабства предопределенности, выбрался из колеи полностью детерминированных движений. Это действительно здорово – быть творцом своей судьбы. Ты не застыл, не зафиксировался в своей логической косности и неподвижности.
– Своей ходьбой ты мне протопчешь колею, – буркнул Уваров, посмотрев на часы. – В мозгах уже вот такая колея!
И он развел руками.
– Слава! – откликнулся Иосиф Григорьевич. – Много ты понимаешь в разновидностях детерминизма…
Вернувшись на своё место, он сделал глоток остывшего чая и продолжил:
– Уверен: ты добьёшься больших успехов, Николай! Неизбежно тебе стать большим человеком. Основав ряд успешных предприятий, ты будешь брать новые высоты. Займешься политикой, станешь депутатом, мэром, губернатором. Путь твой – путь успеха. Но это трудный, непростой путь. И мы тебе поможем.
Сумки притягивали взгляд, как свежее мясо притягивает алчущего.
– На сегодняшний день наша задача – представить генералу в нужном свете ночное происшествие. Мы подведем к одному знаменателю показания всех участников, в
Он посмотрел на Моничева, лицо которого стало понемногу проясняться.
– Буду откровенен: крепко ты обидел меня своим недоверием. Человека моего к себе не устроил, набрал охранников, никчемных пиндосов. И вот результат. Опозорились твои церберы, зря ели твой хлеб. Ещё один просчет – скрыл ты от меня другой свой кооператив – «Три-Эн». Как отдуваться за него будем – страшно представить. Мытарь ты, изверг настоящий!
Иосиф Григорьевич тяжело вздохнул.
– Но зла на тебя я не держу. Так уж устроен. Человек я лёгкий, отходчивый. Допускаю, что у тебя свои сложности на производстве. Поэтому не буду ополовинивать твои запасы. Но одну из трех сумок заберу.
И он вперил свой суровый взгляд в лицо Николая Моничева, который предельным усилием воли старался сдержать истошный вопль.
В кабинет заглянул Алфёров – вот уже в третий раз. Уваров ткнул пальцем в циферблат своих командирских часов и нервно махнул рукой. Алфёров бесшумно скрылся.
Давиденко сложил ладони домиком:
– Главное мы вырешили. Теперь, Николай, давай другой вопрос закроем. Твой заклятый друг Ансимов, что с ним делать? Все твои пиндосы говорят, что он – главный злодей, а ты один идешь против течения. Трагическое получается противоречие. Как тут быть? Лейтенант Алфёров, который сегодня станет капитаном, должен грамотно составить документы, – чтобы не выглядеть в глазах руководства путаным козлом. Вот ты нам скажи: что должен написать лейтенант Алфёров?
– Но… Иосиф Григорьевич, я должен подумать…
– Мужчина, определяйтесь!
– Ансимов… это не человек, он зверь. Чужая жизнь для него – пустяк. Страшнее я не видел никого.
– Ничего не понимаю. Мы задействовали все службы, чтобы его закрыть, все люди в курсе…
Уваров поддакнул: действительно, это ни для кого не секрет – что Моничев сдал за всю масть.
– …Тут появляется возможность сделать это очень быстро, по горячим следам. Есть состав преступления. Ансимов сам постарался, загнал себя в угол. Одно твоё заявление – и система заработала. Чего тут думать?!
Моничев тоскливо молчал – так, будто печаль его не умещалась в двух мирах. В эту минуту молчания оба полковника – и Давиденко, и Уваров, несколько раз посмотрели каждый на свои часы, и несколько раз на сумки с деньгами, одна из которых скоро должна была стать их общей. Почти вся.
Иосифу Григорьевичу был неприятен Николай, чьи сомнения были знаком бессилия, грязной раздвоенности, усталости, неверия. Нет, никакой он не боец. Не может он занять определённую – хотя бы какую-нибудь – сторону.