Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Реальный пафос, — сказала Мариам, потрогав чугунную статую пантеры, украшавшую вход. Шершавая, с прозеленью, она будто простояла на этом месте пять сотен лет. Между тем это был недавно отстроенный отель в окрестностях Пафоса. А такие детали, как облицовочный камень, чугунные решётки и ограды, фонари, статуи, декоративные элементы, выглядели ровесниками эпохи крестовых походов.
Публика — представительная и чопорная, русские были замечены в количестве трёх человек. По вечерам женщины выходили в шикарных платьях, мужчины — в костюмах, некоторые были даже в сюртуках
Вправо от reception начинался огромный холл, заполненный диванчиками и креслами, обитыми потрескавшейся, «под старину», кожей. Свет проникал через панорамные окна по левой стене. По центру задней стены был огромный камин, над ним — мутное зеркало в золочёной раме, мраморную доску украшали старинные часы с двумя подсвечниками по бокам. Справа и слева от камина, в специальных нишах, длинными рядами под потолок уходили книжные полки, украшенные гипсовыми, под бронзу, бюстами древних поэтов и ораторов. Собрание книг в кожаных переплетах, покоившихся в идеальном порядке, пленяло вытесненным на них тончайшим узором — виньетками, завитками, гирляндами, кружевами, эмблемами, гербами.
Правой стены не было как таковой — там высилась колоннада, позади неё — небольшой, усыпанный песком, дворик, с набросанными тут и там обломками амфор. По периметру двора-колодца высились пятью этажами стены отеля с деревянными балконами на замысловатых кронштейнах. Солнечный свет проникал сюда через стеклянную крышу.
В отеле был тренажерный зал, сауна, многоуровневые водопады и бассейны, чудесный сад, магазины, рестораны. Развлечений как таковых было мало. Очевидно, это было место для спокойного, неторопливого отдыха солидных людей. Вместо дискотеки по вечерам играл оркестр. Тоже развлечение не для всех — не каждый мог танцевать фокстрот, мазурку, или вальс.
… Они поднялись в свой номер, — комнату с узорными обоями, с балкона которой открывался вид на вершины миртовых и тамариндовых деревьев, сад, бассейны, и дальше — на пляж, на море и мыс.
Мариам принялась выкладывать из пакетов купленные в городе сувениры. Разложив их на столе, она полюбовалась ими, затем стала упаковывать и складывать в чемодан.
Переодевшись для купания, вышли на улицу, сели в открытую машину, взятую напрокат, и поехали на пляж. Побережье перед гостиницей пока что не было оборудовано, приходилось ездить на пляж соседнего отеля.
Прибыв на место, заняли лежанки, и пошли купаться. Мариам любила плавать, могла заплыть довольно далеко, и подолгу находиться там, качаясь на волнах, так что приходилось плыть за ней, чтобы вызволить, наконец, из воды. В этот раз она ограничилась коротким заплывом. Вернувшись, попросила сделать ей массаж. Когда Андрей проработал спину, и перешёл на плечи и руки, она спросила, многим ли девушкам Андрею приходилось делать массаж. Не колеблясь, он ответил, что Мариам — первая и последняя.
— Ты делаешь так, будто всю жизнь только этим занимался, — если что.
И принялась допытываться, много ли было у него женщин до
Прошлый раз, когда она об этом спрашивала, Андрей отшутился, — мол, он же не спрашивает, сколько мужчин было у неё.
— На минуточку, ты у меня первый, — напомнила она. — Ну, так сколько.
Его мученический взгляд устремился к небу, и она, восприняв это как некий мысленный подсчёт, вскочила, и побежала к берегу. Там, сорвав с безымянного пальца обручальное кольцо, выбросила его в море. Затем, упав на песок, зарыдала. Подбежав к ней, он принялся успокаивать её.
— Ты даже не можешь точно вспомнить, сколько у тебя их было? Боже мой, за кого я вышла замуж…
Ему с трудом удалось успокоить её. Конечно же, она у него первая. Вся его жизнь была трудным путём к ней, единственной, самой желанной. А в Хайфе на алмазном заводе, куда они ездили на экскурсию, пришлось приобрести ей новое кольцо.
В этот раз — Андрей был уверен, что это не последняя её попытка — всё обошлось. Перевернувшись на спину, Мариам принялась размышлять, где будут расставлены сувениры — статуэтки, вазы, панно. Потом сказала, что неплохо было бы купить приглянувшуюся ей люстру… и туалетный столик.
Вечером они сидели в ресторане, Андрей комично копировал мимику и движения чопорного англичанина во фраке, сидевшего за соседним столом, Мариам громко смеялась. Потом она спросила, что за пожелание было написано им на клочке бумаги и вложено в иерусалимскую стену Плача. Андрей ответил, что нельзя говорить об этом, иначе не сбудется. Он же не спрашивает о том, что она написала на своём листке. Мариам согласилась с этим.
На сцене околоджазовые экспериментаторы оперировали в рамках бибопа с акцентированной ритм-секцией и вибрафоном. Саксофонист то поддерживал гармонию, то оттеснял трубу с лидирующих позиций; балансируя между рваными синкопами, длинным чистым тоном, и задушевным полушёпотом.
Какие это были беззаботные и радостные дни. От экскурсий отказались, предупреждённые о том, что главное в поездке — не ходить туристическими тропами, хоть это и очень трудно на Кипре. На машине ездили по острову, заезжали в небольшие селения, побывали в том месте, где, по преданию, Афродита вышла из вод морских. Скалы, словно поднимавшиеся из моря, поросшие оливковыми деревьями, на склонах паслись козы — идиллический, успокоительный для глаза пейзаж, зелёно-серый под пронзительно-голубым огромным небом.
В тот день на обратном пути они заблудились. Поняв, что опоздали на обед, заехали в какой-то маленький городок. Оставив машину, стали бродить в поисках кафе. На одной из улиц увидели целый ряд лавок, соперничавших друг с другом в великолепном изобилии снеди. Тут, у дверей магазина, гирляндами висели колбасы и окорока, а там, во фруктовой лавке, виднелись ящики с абрикосами и персиками, корзины винограда, целые горы груш. Ящики с плодами и цветами стояли по обе стороны дороги.
Мариам отважно предложила купить мясо, она его пожарит в гостиничном номере.