Тёмные самоцветы
Шрифт:
Ксения, выслушав его, несколько успокоилась, но все-таки заявила:
— Значит, отъезд ваш и вправду не за горами, раз вы ведете подготовку к нему. И то, что Юрий шпионит для вас у поляков, лишь доказывает, что все так и есть.
— Юрий и впрямь шпион, но определенно не мой, — спокойно парировал Ракоци.
Ксения пристально поглядела на мужа, потом догадалась:
— Так он… шпионил за вами?
— Да. — Ракоци рассмеялся, хотя на душе у него скребли кошки. — Не он первый, не он последний. Все это пустяки.
— Значит, поэтому вы и отослали его от себя? А почему к иноземным
— Чтобы знать, где он находится, — пояснил Ракоци. — А потом этот малый умеет читать и писать. — Он не стал говорить, что Юрий владеет не только русским, но глаза Ксении все равно округлились.
— Вот как? — пробормотала она, покачав головой. — А Анастасий Сергеевич говорит, что Юрий обязался сообщать вам обо всем, что происходит в польском посольстве.
— Для этого у меня есть отец Краббе, — сказал Ракоци, одновременно размышляя, чего добивается князь Анастасий и знает ли он об истинном положении дел. — Мы оба не делаем из этого тайны, ведь я как-никак сотрудник посольства, нравится это отцу Погнеру или нет. — Он прибавил, поймав ее недоверчивый взгляд: — Юрий был мной разоблачен как доносчик. Я полагаю, что он шпионит и в миссии, но не имею понятия для кого.
— Да, — Ксения несколько раз кивнула в знак того, что начинает верить его словам. — Да, на свете много лукавых и хитрых людей. Вот и Анастасий Сергеевич говорит, что вокруг нас одни змеиные гнезда. — Она машинально оперлась на верстак, заваленный какими-то ветками, но тут же охнула и, вскинув руку к губам, слизнула с ладони капельку крови. — Что это?
— Ежевика, — ответил Ракоци, подаваясь вперед. — Мне нужны ее корни. — Он торопливо шагнул к ней, но она пронзительно взвизгнула, попятилась и чуть было не упала, наткнувшись на горшок с драконовой бородой.
Ракоци тут же остановился.
— Сожалею, что напугал вас, — сказал он с долей горькой иронии в голосе. — Я лишь хотел осмотреть вашу ранку.
— Ничего страшного, — поспешно отозвалась она и покосилась на дверь.
Ракоци с нарочитой медлительностью отступил на два шага назад и, когда паника в ее взгляде угасла, спросил:
— Ксения Евгеньевна, не соизволите ли вы ответить на один мой вопрос?
Она мрачно взглянула на него.
— Конечно. Вы ведь мой муж.
— Нет, я хочу задать его не как муж, а как добрый знакомый. Ответите ли? — Он умолк и застыл в ожидании.
Она размышляла какое-то время, потом, еще раз лизнув ранку, кивнула.
— Хорошо. Я отвечу.
Взгляд Ракоци сделался жестким.
— Со времени нашей свадьбы я прикасался к вам трижды. Один раз — в купальне и дважды — в вашей опочивальне.
— Разве? — спросила она с напряжением и отвернула лицо.
Он постарался не показать, как больно его это задело.
— Как мы в те моменты располагались по отношению друг к другу? Где были вы? И где был я?
— Где? — Ксения растерялась и, чтобы скрыть это, попыталась схитрить: — Вы были со мной, а я была с вами. — Она машинально потрогала шею.
— Нет, где именно я находился? Перед вами или у вас за спиной?
— За спиной, — сказала Ксения раздраженно. — Именно это вы хотели узнать?
Он помолчал, унимая волнение.
— Как вы полагаете
Она ответила с запинкой, не сразу, опасаясь попасть в расставленную ловушку.
— Чтобы я не видела вашу немощь.
— Немощь? — Ракоци коротко хохотнул. — Ладно. Давайте посмотрим. — Он развязал кушак и стал снимать доломан — столь поспешно, что даже не обратил внимания на стук упавшего на пол стилета. Затем распустил шнуровку нательной блузы и взялся за поясной ремешок, к которому крепились рейтузы и гульфик — деталь мужского нижнего облачения, особенно необходимая деятельному, подвижному человеку, проводящему свои дни в неустанных трудах. — Вот, извольте взглянуть.
Ксения дернулась, как от удара. Ей никогда в жизни не доводилось видеть столь жутких увечий. Впалый смуглый живот ее мужа уродовали ужасные шрамы, белыми пересекающимися хребтами спускавшиеся от подреберья к основанию пениса.
— Боже милостивый! — Она отвернулась и дважды перекрестилась.
— Я всегда находился за вашей спиной, — продолжил с пугающей невозмутимостью Ракоци, — чтобы не вызывать у вас отвращения, но теперь не вижу в том надобности, ибо вы все равно пренебрегаете мною. — Он порывисто затянул поясной ремешок, возвращая на место рейтузы и гульфик, затем поднял с пола доломан и швырнул его в пустую лохань, оставшись в распахнутой блузе.
— Ференц Немович, — произнесла потерянно Ксения. — Вы ошибаетесь. Это… это не так.
— Соизвольте хотя бы поворачиваться ко мне, когда желаете что-то сказать, — сказал он холодно, игнорируя ее заявление. — Вы теперь видели гораздо больше, чем те, кто когда-либо дарил мне близость.
— А… их было много? — Она резко повернулась, и ее руки невольно стиснулись в кулачки.
— Да, — уронил он спокойно.
— И все они были, конечно, блудницы, раз вы до сих пор вели холостяцкую жизнь? — Ксения замерла, испуганная как своей дерзостью, так и неожиданным всплеском ревности, внезапно потрясшим все ее существо.
Однако тот, к кому она обращалась, ничуть не разгневался и даже снизошел до ответа.
— Нет, блудниц среди них почти не было. Эти женщины… — Перед внутренним взором Ракоци вихрем пронеслась череда женских лиц, а в ушах зазвенели знакомые голоса. — У них по разным причинам не задавалась личная жизнь, и они искали забвения в моих ласках. — В тоне его не было и намека на сожаление или горечь, хотя воспоминание о Деметриче, как и всегда, отозвалось в нем болью. Не прошло и ста лет с того дня, как она отвергла бессмертие и предпочла умереть во второй раз — уже навсегда. — Но я любил их. И продолжаю любить. — Он пояснил, натолкнувшись на непонимающий взгляд. — Существуют некие неразрывные связи…
— Все связи когда-нибудь прерываются, — прошептала она.
— Но не скрепленные кровью.
Ксения помолчала, обдумывая услышанное.
— А со мной у вас есть подобная связь? — Она затаила дыхание.
— Я уже говорил вам о том. — Он смотрел, как она хмурится и покусывает губу, размышляя.
— Это было бы слишком прекрасно, — вырвалось у нее наконец. — Вам не следовало их прятать. — Она указала на шрамы. — Эти раны… Это они лишили вас силы?
— Отчасти, — произнес Ракоци, внутренне поджимаясь.