Темные тайны
Шрифт:
Как же он офигенно благодарен Диондре за то, что она с ним общается, пусть и не на людях. Они познакомились, когда она его фактически сбила на своей машине. Стояло лето — горячая пора для новеньких. После уборки, когда он пересекал парковку, на него налетела спортивная «хонда», и он упал прямо на капот. Из машины выскочила девчонка с криками: «Что за нафиг! Охренел, что ли, совсем!», обдавая его винными парами. Когда Бен извинился (он еще перед ней и извинился!) и она поняла, что он не собирается устраивать скандал, она рассыпалась в любезностях и предложила подбросить его домой, но вместо этого они выехали за город, припарковались и принялись опорожнять запасы легкого спиртного из багажника. Она сказала, что ее зовут Алексис, но через некоторое время созналась, что соврала и на
Так они начали встречаться. Бен не знал никого из ее друзей, да и сама Диондра с ним в школе не общалась. Яркой птичкой она внезапно появлялась после занятий перед выходными, а иногда нет. Но ему было достаточно видеть ее в субботу или воскресенье в их собственном укромном гнездышке, где школа не имеет никакого значения. Ему казалось, что только с ней он становится самим собой.
Когда он наконец подъехал к школьной парковке, там стояло несколько грузовичков и видавших виды спортивных машин — он знал, какая кому принадлежит. Значит, сегодня здесь не только борцы, но и баскетболисты. Из-за этого он сначала почти передумал работать, но вспомнил, что Диондра будет отсутствовать не один час, а у него денег недостаточно, чтобы засесть в забегаловке с гамбургерами. Хозяин лопается от злости, если к нему заходят школьники, потому что они ничего не покупают. К тому же сидеть в одиночестве в дешевой кафешке во время рождественских каникул даже хуже, чем работать. Ну что, блин, за мать у него такая — вечно докапывается! Все из-за нее! Родителям Диондры, между прочим, вообще по барабану, чем занимается их дочь, — половину времени они живут у себя в техасском доме. Даже когда в прошлом месяце она куда-то пропала на две недели, ее мать только посмеялась: «Что, дружок, кошка за порог — мышке раздолье? Ты хоть уроки делай».
На двери черного входа висел огромный замок, поэтому пришлось входить через раздевалку — в нос тут же ударил запах потных тел и спрея для ног. Судя по звукам, доносившимся из спортзала, где играли в баскетбол, и из помещения с борцами, хотя бы в раздевалке, слава богу, никого нет. Из коридора до него долетел протяжный крик, похожий на боевой клич: «Ку-у-у-пер! Держи-и-и-сь!», потом по мраморному полу протопали ноги в кедах, дважды хлопнула, открывшись и закрывшись, металлическая дверь, после чего наступила относительная тишина. Ее нарушал только размеренный стук по мячу да металлический лязг падающей штанги.
Среди спортсменов у них в школе царил дух доверия — признак принадлежности к одной команде: на время тренировки они не закрывали свои шкафчики на замки, а продевали в ушки, где должен висеть замок, толстый шнурок. Белые шнурки сейчас висели на десятке шкафчиков; как всегда, захотелось сунуть нос хотя бы в один из них. Что там у этих ребят? Если в других помещениях шкафчики предназначались для того, чтобы держать в них учебники, что может находиться в этих, при спортзале? Дезодоранты? Крем для тела? Какое-то особое нижнее белье, которого у него самого никогда не было? Интересно, они все надевают одинаковую защиту для причинного места? Издалека продолжал доноситься стук мяча и падающей штанги. Шнурок на одном из шкафчиков завязать забыли: одно движение — он выскользнет из ушек, и дверка откроется. Он машинально потянул за один конец и аккуратно приподнял металлическую задвижку. Внутри ничего интересного: на дне валяются скомканные спортивные трусы, свернутый рулоном спортивный журнал; на крючке — спортивная сумка. В ней, похоже, все-таки что-то оставалось, поэтому Бен подался вперед и раскрыл молнию.
— Эй!
Он резко обернулся
— Какого черта ты ошиваешься у шкафчика?
— Он… это… открыт он был.
— Что?
— Открыт… я видел, — сказал Бен и тихонечко прикрыл шкафчик. Только, блинблинблин, никто бы не зашел, думал Бен, представляя злобные лица вокруг и то, какими именами его начнут награждать.
— Открыт, говоришь? А почему сам туда залез?
Грюгер многозначительно замолчал и застыл. Что он собирается предпринять, каков масштаб беды — было неясно. Бен уставился в пол в ожидании возмездия.
— Я спрашиваю, почему ты залез в шкафчик? — Грюгер хлопал газетой по толстой ладони.
— Н-не знаю.
Грюгер продолжал стоять столбом, а Бен мысленно умолял: «Ну наори, и дело с концом».
— Хотел что-нибудь стащить?
— Нет.
— Тогда зачем залез?
— Я просто… — Бен смешался. — Мне показалось, там что-то мелькнуло.
— Мелькнуло, говоришь? И что же?
Мысль Бена заметалась среди того, что в школу проносить запрещено: домашних животных, наркотики, журналы с голыми сиськами. Он представил петарды и решил сказать, что шкафчик мог загореться, и тогда он окажется героем.
— Ммм… спички.
— Спички, говоришь? — Кровь от щек Грюгера поднялась к корням ежика волос на голове.
— Я хотел закурить.
— Ты ведь здесь убираешь? Как там тебя? Дэй?
Грюгер произнес его имя с издевкой в голосе, потом ткнул пальцем в волосы:
— Крашеные?
Одним лишь словом Грюгер его как будто забраковал, отнес к категории неудачников, наркоманов, слабаков, гомосеков. Бен увидел, как у Грюгера презрительно дернулись губы — будто он готов произнести все это вслух.
— Пшел вон отсюда! И чтоб духу твоего здесь не было. Убирай где-нибудь в другом месте, а сюда ни ногой, пока мы здесь. Понял?!
Бен кивнул.
— Повтори, чтобы я слышал!
— Пока вы здесь, я сюда ни ногой, — пробормотал Бен.
— А теперь марш отсюда. — Он произнес это так, словно Бен — пятилетний мальчишка, которого отправляют назад к мамочке.
В своем чулане он почувствовал, как по спине катится пот. Он не дышал — как всегда, когда он был до такой степени зол, у него перехватило дыхание. Он вытащил казенное ведро, с силой грохнул в раковину, наполнил горячей водой, добавил чистящее средство жуткого цвета. Глаза обожгло парами нашатыря. В ведре оказалось слишком много воды, и, вытаскивая его из-под крана, он выплеснул на себя добрых литра два. Передняя часть джинсов и штанина сверху до колена намокли. Что — надул в штаны, сопляк? Джинсы прилипли к телу, встали колом. Придется в таком виде три часа ковыряться в дерьме.
— Урод, мудила, — сначала тихо произнес он, потом, пнув стену ногой так, что посыпалась штукатурка, и изо всех сил шарахнув по ней кулаком, заревел: — Уро-о-од!
Голос эхом отозвался в конце коридора. Он замер, трусливо ожидая, что Грюгер вычислит, где кричали, и решит с ним еще раз разобраться.
Но ничего не произошло. Ну кому интересно, что творится в чулане, где хранятся тряпки, ведра да швабры!
Он должен был убрать здесь еще неделю назад, но Диондра начала канючить, что у всех законные рождественские каникулы, поэтому фиг с ней, с работой. Из мусорного контейнера в столовой вываливались банки из-под содовой — лужицы под ними превратились в разводы на полу, — упаковки из-под сэндвичей с прилипшими остатками салата, заплесневевшие порции праздничного обеда по случаю Рождества и кануна нового, 1985 года. И все это отвратительно воняло. Он умудрился испачкаться всем, и вдобавок к хлорке из чистящего средства от него несло еще и тухлой едой. В таком виде он не может показаться у Диондры. Да и вообще, каким надо было быть идиотом, чтобы так распланировать свой день! Придется пилить домой, снова выслушивать от матери нотацию минут на тридцать, принять душ, на велик — и к Диондре. Конечно, мать в наказание может запретить ему покидать дом. Плевать, он все равно уедет — он сам себе хозяин, и это его волосы. Черные, как, блин, у педика.