Темные тропы

Гэбори Мэтью

Он подумал о возможности напасть на незнакомца неожиданно, застать его врасплох и тем ослабить, но, взвесив свои возможности, понял, что подобный наскок был заведомо обречен на неудачу. Противник как будто угадал его колебания и поднял острие своей шпаги, которое он до тех пор держал опущенным вниз.

– Кто вы? – крикнул Януэль.

Человек не произнес ни слова и отвернул, в качестве единственного ответа, полу своего плаща. Он положил руку на ножны точно такой же шпаги, как первая, обнажил ее и бросил на землю. Затем подтолкнул ее ногой к фениксийцу.

Тот

нахмурил брови. Он опасался подвоха, и его взгляд застыл на лежавшей у его ног шпаге. Это был химерийский клинок с посеребренной головкой эфеса. Только когда противник сделал еще один шаг в его сторону, Януэль покорился необходимости и поднял шпагу. Прикинув на руке ее вес и определив для себя центр тяжести, он тотчас принял боевую позицию. Он вспомнил выпады, заученные в детстве, а также те, которые пыталась вдолбить ему Шенда за время их странствий. Мысленно он попросил Феникса быть наготове и ринулся на противника.

Из-за дождя дорога стала скользкой, и его атаке не хватило точности. Незнакомец чуть отступил и с легкостью отбил удар, нацеленный ему в грудь. Из-под его капюшона вырвался смешок, прежде чем он атаковал в свой черед. Его финта была изящна, несмотря на мешавший движениям плащ. Януэль парировал смертельный выпад и почувствовал, как неистовая сила удара отдалась в его руку. Он сморщился и отскочил, чтобы оказаться вне пределов досягаемости. Незнакомец издал смешок на тон ниже предыдущего и начал медленно и выжидательно обходить его по кругу.

Януэлю приходилось вертеться на одном месте, чтобы оставаться все время лицом к противнику. Он искал изъян, какую-нибудь слабинку, на которой он мог бы сыграть, чтобы взять верх. Несмотря на усилия драконийки и на опыт, приобретенный в детстве с помощью учителей фехтования, он никогда не считал себя настоящим воином. Разумеется, он знал массу технических приемов, но Шенда предупреждала его: необходимо развивать свой стиль и ежедневно совершенствовать его, чтобы определить границы своих возможностей и отыскать свои козырные приемы.

«Слова, – мысленно проворчал он. – Ничего, кроме слов…»

В его багаже было только разнообразие приемов и знание теории, воспринятое от наставников, которые надеялись, занимаясь с ним, добиться таким образом дополнительной благосклонности его матери. Он был для них лишь средством, ребенок, которого они использовали для того, чтобы набить себе цену. Он отогнал эту мысль и сосредоточился на поединке.

Его противник неожиданно остановился. Вдали загремел гром, и молния осветила террасу призрачным светом. Януэль смахнул капли дождя со своего лица и, предчувствуя неминуемую атаку, решил перехватить инициативу. Он сделал вид, что отступает назад, и затем, оттолкнувшись левой ногой, сделал рывок к противнику, целясь ему в голову. В последний момент он отвел шпагу, симулируя защиту, чтобы ударить в сердце. Два лезвия скрестились в снопе искр. Ни один из дерущихся не пожелал разорвать сцепление. Их тела почти столкнулись, и Януэль увидел в глубине капюшона глаза своего противника.

Два темно-синих кружка, которые пробороздила вспышка молнии. Как будто каждый глаз захватил эту молнию

в плен.

Изумление заставило его разорвать эту стойку лицом к лицу. Противник тут же воспользовался его замешательством и наотмашь полоснул острием по его груди. Брызнула кровь, и у Януэля от боли вырвался крик. Из-под капюшона послышалось удовлетворенное фырканье.

Януэлю стало ясно, что у него нет никаких шансов на успех. Этот человек опередил его атаку с ошарашивающей легкостью и, очевидно, нанес ему эту царапину только в порядке предупреждения. Яяуэль взглянул в сторону его сообщников и закрыл глаза.

Едва его веки сомкнулись, как в тот же миг установился его контакт с Хранителем.

«Можешь ли ты вложить в мои руки всю твою силу? – спросил он. – Дать мне возможность отвести его шпагу голыми руками?»

Феникс ответил согласием. Януэль открыл глаза и швырнул свою шпагу прочь. Его противник прищелкнул языком, пожал плечами и бросился в атаку. Фениксиец позволил лезвию приблизиться к себе вплотную и взмолился, чтобы только Хранитель не ошибся. Его руки взметнулись и ухватились за лезвие шпаги. Брызнули всполохи красноватого пламени. Они обвились вокруг стального клинка, пестрыми языками поднялись вдоль его рук и угасли.

Шпага осела в двух местах, начисто срезанная там, где руки Януэля сомкнулись на металле, подобно плавильным клещам. Незнакомец содрогнулся и хотел отскочить, но фениксиец оказался намного проворней. Его руки слегка расслабились, кисти нырнули под капюшон и вцепились в горло противника.

– Остановись, Януэль! – взвыл незнакомец.

Работа Феникса в мозгу Януэля чуть было не заглушила крик его жертвы. Его пальцы застыли. Он услышал приглушенное потрескивание волосков, которые коробились от воздействия жара.

– Януэль, – повторил незнакомец, – отпусти! Голос был знакомый, он как будто донесся из прошлого.

Не может быть…

– Капитан Сокол… – прошептал Януэль, как оглушенный.

Человек медленно поднял руки к лицу и откинул капюшон.

– Капитан… – вновь пробормотал Януэль.

На постаревшем лице Сокола отразилось подлинное облегчение, когда Януэль убрал свои обжигающие руки и велел Фениксу отключить воздействие. Капитан был все тот же, каким его сохранила память Януэля. Мужественное квадратное лицо, широкий лоб, волевой подбородок и полные губы. Правда, от его длинных черных волос осталось что-то вроде сероватой тонзуры, а его глаза… глаза, некогда сиявшие голубизной, стали теперь как два темных шара, прочерченных крошечными молниями.

Януэль оглянулся на его сообщников, на случай если речь все-таки шла о ловушке, но люди в белых плащах не двигались.

– Это воинствующие монахи, – сказал капитан, проследив за его взглядом. – Каладрийские братья милосердия. Они здесь, чтобы тебя защитить…

– Но почему? Зачем надо было нападать на меня? – запротестовал Януэль.

– Я не собирался тебя убивать, – возразил Сокол, приложив руку к своей покрасневшей шее. – Я просто хотел убедиться, что легенда не врет.

– Ценою того, что ты мне сделал! – зарычал фениксиец, показав шрам у себя на груди.