Тёмные Звёзды: Дары грома
Шрифт:
– Тебя ждёт Ветер, – прибавил легат, выговорив ей за исчезновение. – Он ушёл к лесистым холмам на север. Я дам тебя смирного коня… или паланкин?
– Не святая, пешком дойду. – Она коснулась его небритой, в чёрных иголочках, щеки. – Что это, зуб болит?.. Ну-ка, стой прямо. Не верти головой! не дёргайся!.. Ты поэтому такой злой сегодня?
– Ладно. – Эгимар вздохнул, позволив ей целить без помех. – Только лоб не трогай.
– Дурные помыслы лелеешь? – Её голос звучал чуть насмешливо, но тепло. – Боишься, развею?..
– Эти – не развеешь, –
Стоящие поодаль воины с завистью посматривали, как дева-избранница гладит по щеке сурового легата, а тот хмурится, сохраняя лицо.
– Я замуж не собираюсь. Буду искать девиц по себе, создам обитель.
– Тогда и я не женюсь. Соберу когорту таких же – без девичьих шашней воевать способней.
– Гром в помощь! – хлопнув его напоследок ладошкой, Уванга плеснула плащом и лёгкими стопами пошла в северную сторону.
Много позже их мимолётная беседа станет пафосным летописным сказанием «Об основании Ордена меченосцев и Ордена любви».
Пока же она гадала, повезёт ли ей подкрасться к Ветру незамеченной, чтобы увидеть, как он касается трав и листвы своей огромной дланью. Уванге казалось, что Воитель на громовом небе стосковался по живой зелени – или жаждет повторить чудо Радуги с воскрешением увядших растений, но не может. Его власть иная.
И призвал Ветер её одну в место тайное, обетованное, вдали от жилищ людских.
Был день постный, назначенный от Бога, и Уванга не вкушала яств с часа вечерни, дабы душа и тело очистились и приуготовлены были к лицезрению вышнего.
И путь её к желанной встрече был долог, но одушевление Уванги было велико и ноги легки, и она не замечала длинноты пути и трудностей дороги.
Воитель встретил её в назначенном урочище, что зовётся Козий Дол, и рёк:
«Будь тверда, не ужасайся, ибо явлена будет тебе мощь громового неба во плоти, и так исполнится мною сказанное: На облака взойдёшь, и покажу Мир очам твоим, славу и простор Отцом Небесным сотворённого, чтобы утешилось сердце твоё».
И раздвинул для неё завесу синевы, чтобы явилась Птица-Гроза.
Чёрная как смоль, с полосами железно-серых перьев вдоль опущенных крыл, с поднятой главой, свесившей по сторонам два острых клюва и глядящей плоскими глазами, зеркально отливающими в свете полудня – замерла она, твёрдо опираясь на пальцы лап, придавивших смятые кусты.
Предупреждённая Ветром, Уванга укрепилась духом и стойко ждала появления Птицы, повторяя про себя: «Не убоюсь, не устрашусь, со мною Гром», но когда та с гулом возникла низко над холмами и стала приближаться, Уванге захотелось пасть лицом в траву, закрыть глаза, зажать уши – или бежать опрометью сквозь густые заросли дрока, расцарапывая ноги в
Но она сдержалась, даже когда от опустившейся Птицы дохнуло жаром, и воздушный порыв, как выдох великана, сорвал с неё плащ, а с Ветра – капюшон. Лапы Птицы-Грозы коснулись земли, твердь под стопами Уванги дрогнула.
Вышина её была – как портик храма, ширина – втрое больше! Она походила на огранённую скалу из чёрного, со светлыми прожилками, агата. Её грудь открылась, и перед Увангой легли ступени.
– Взойди, – просто сказал Воитель, пригласив девушку жестом.
Эта скала не цельная – но полая!
Её ступени были соразмерны ногам Ветра, а Уванге пришлось высоко поднимать колени, чтобы взбираться по ним.
А внутри!..
В бездонных зеркалах, мерцавших таинственным светом, как в окнах виделся Козий Дол с окрестностями, многократно отражённый и пересечённый белыми нитями, словно паутиной. Переливы огнистых самоцветов, прихотливые изгибы стен, выточенных из рога или кости… Сперва пугливая, как кошка в чужом доме, вскоре Уванга осмелела и стала касаться всего, что её привлекало.
Это… буквы? Будто посвящение, которое язычники пишут при входе в дом, на тимпане фронтона, под барельефным ликом божества: «Благие боги, будьте добры к нашей семье». Здесь череда знаков в овальной рамке чернела над обманчивыми зеркалами. Очертания их были непривычны, но чем-то неуловимо знакомы.
– Про… – шевелила губами Уванга, задрав голову. – Про-ект фе… Феникс…
И знак без смысла.
– Феникс Шесть, – гулко произнёс Ветер за спиной.
– Великий, что это значит?
– Имя того, кто умирает и родится вновь. Как возгорается пламя из искры.
– Я сумела прочесть!
– Ты умна. Сядь в кресло.
– Для меня оно слишком велико.
– Велико – не мало. Садись.
– Шесть – число или второе имя?.. – Глубокое мягкое кресло поглотило девушку, словно пуховая перина.
– Номер. – Ветер опустился в соседнее кресло, оно было ему как раз впору. Перед ним, под зеркалом, Уванга заметила портрет, вроде камеи, но гладко полированный – лицо молодой и прекрасной женщины, замершее в улыбке.
Радуга.
– Ты ничего не повелел об её гробе…
– Пусть останется, где есть. Постройте там храм. – Не мигая, Ветер смотрел на маленький портрет.
– Она была твоей любимой сестрой?.. – осмелилась спросить Уванга.
– Моей любимой, – мёртво повторил он, и воздух внутри Птицы всколыхнулся. – Мне очень её не хватает. Для вас она отказалась от вечного тела, сошла к вам, погибла ради ваших жизней – не знаю, сможете ли вы когда-нибудь оценить её жертву…
Никогда прежде он не говорил столько и так быстро. Неслышный звон, исходящий от него, в Птице утих, но теперь он возвратился с новой силой, и волосы Уванги поднялись, как от натёртого шерстью янтаря, а воздух под сводом заметался, грозя обратиться в смерч.