Тёмные Звёзды: Дары грома
Шрифт:
Однако жрец остался безмятежен, обращаясь к Жемчужине:
– Если ты завидуешь его свободе, то напрасно. Его ждёт встреча куда более серьёзная, чем соседство с моим братом. Он должен узнать кое-что очень важное… если решится. Клянусь пастью Свирепого, – прибавил Мосех, подняв руки в клятвенном жесте, – всё зависит от его смелости. Либо он пойдёт со мной, либо останется с тобой и братом. Вместе вам не будет скучно, я уверен. Но тогда в этой жизни он не сможет войти в чертог, куда ввести его могу лишь я.
Рука Лариона опустила чару, огонь ярости в глазах
– Конечно, мы идём вместе, – молвил он бесцветным голосом.
– Так и должно быть. – Мосех медленно наклонил бритую голову в знак согласия. – Твой отец отдал бы весь остаток жизни, отведённой ему богами, чтобы оказаться там – но выпало тебе. Первому из жителей южного материка.
День, день, день – отмеряли время восходы. Глим, глим, глим – взмахивали вёсла. Сменялись гребцы, и барки плыли, приставая к берегу лишь на короткое время, чтобы пополнить съестные припасы. Всякий раз Мосеха встречали с пышностью, достойной государя – на берегу звенели систры, хором пели юноши и евнухи, ветер доносил в каюту-шатёр дымок сладостных благовоний и шум восторженной толпы. Ларион, Лули и брат на люди не показывались, им было велено сидеть под пологом шатра и помалкивать.
Всё-таки Ларион подглядывал, отслоняя занавесь на входе или стенном проёме. Море народа! впереди жреческая коллегия в белых одеждах – склоняются, подносят дары…
Лули крепилась, чтобы не взвизгнуть, когда осторожное, сдержанное дыхание ноздрей брата овевало её плечо или шею. При своих крупных размерах тот двигался на диво тихо, как кот на охоте. Повернуться, посмотреть на него в этот момент было страшно до оцепенения – достаточно вспомнить свечение хищных глаз, чтобы замереть и потерять речь.
Но когда удавалось краешком, украдкой увидеть лицо брата, Лули сознавала, что он глядит на неё отнюдь не с вожделением, как она опасалась. Скорее, следит – выжидающе и настороженно, – за её малейшими телодвижениями.
Порой они с Ларионом шептались:
– Погладь его. Только не дёргайся, не шевелись резко – спугнёшь.
– Боюсь… – Она искоса разглядывала когти брата. Будто у льва в зоопарке. То втянутся, то высунутся.
– Да пойми ты – это он тебя боится.
– П… почему?
– Откуда мне знать? Может быть, его твоё горе пугает.
– Что ему моё горе?..
– Он чуткий до невероятия. Даже виду не подашь – поймёт, что на душе. Это как запах… только в эфире.
– А он понимает нас?
– Пока я без обруча – нет. Давай, я положу твою руку на его… так он позволит.
– Не хочу.
– Подумай – он надёжный страж, лучше не найдёшь. Пока Мосех далеко, будет беречь тебя.
– Угу. Как пёс – кладовку.
– Хоть так. Зато никто не обидит. Этот рыкнет – любой на сорок мер отскочит.
С уговорами кое-как решилась. Сперва Ларион умасливал брата через обруч: «Ты хороший, хороший», потом убедил сидеть смирно и лишь потом соединил их руки. Брат сопел, мелко потряхивал ушами, сжимался
– Он что-то сказал?
– Что ты всё ещё больная.
– Неправда.
– Ему видней. Он же дух.
– Для духа в нём слишком много мяса.
– Тем не менее, летает он быстрее дирижабля.
Лули пришло в голову, что она гладит чёрта. Правда, брат перестал напружинивать мышцы и смотрел уже спокойней, изредка облизываясь розоватым языком. Дух?.. духи – это церковное… сказочное… а он здесь. Но ведь летает! и без крыльев.
– Заметно быстрее?
– По-моему, вдвое. Его только пуля догонит.
– Ты маком боль ему унять хотел?.. – изучала Лули рубец на плече брата. Вот уж правда – зажило как на собаке.
– Примерно так.
– От боли смолу жуют или в спирту настаивают, а не курят.
– Не учи учёного. И хватит про зелье, слышать не могу.
– С кем ты здесь должен встретиться? – плавно ушла Лули от больной темы.
– С богом. Или с царём… С тем, кого зовут царь-бог. Я считал – он действительно правитель, как император, но… если Мосех верно говорит, его мало кто видел. – Ларион встряхнулся. – Должно быть, я ума лишился, вызвавшись идти к нему!.. что может сказать мне какой-то фаранец, будь он хоть трижды колдун?!..
– Тогда зачем ходить на поклон?.. – проговорила Лули, водя пальцами по волосатой руке брата. Тот внимательно держал уши торчком. Так самый младший в семье слушает речи старших.
– Мне больше некого спросить, а дело таково, что… это семейное. Нет, в самом деле бред – ждать помощи неизвестно от кого, хотя даже Мосех бессилен, а ведь он может читать в сердцах… Разве самому в себя заглянуть, если ответ – во мне? сесть напротив железного зеркала…
– Была скандальная история?.. ты от суда скрываешься? – Лули живо припомнила разные дела в Делинге, о которых шумели сплетники и пресса – сын промотал сто тысяч златок на кутежи с певичками! взломал отцовский сейф! подделал подпись на векселе! найден без памяти, не ведает, куда дел деньги!.. Да мало ли как можно обдурить молодчика, подверженного маковому зелью. Вспоминай потом, кому ты что подписал в дымной курильне, сам не свой… Тут только к вещуну, чтоб в сердце заглянул. К уголовному делу его слова не подошьёшь, а ниточку найти можно, чтоб выпутаться.
– Слушай… – Ларион заговорил с решимостью, близкой к отчаянию, в которой Лули послышалось жестокое: «Всё равно ты назад не вернёшься и никому не расскажешь».
– …мой отец поздно женился. Мол, давно пора иметь семейный очаг, законного наследника… Но, нагулявшись смолоду, позже мужчина теряет нюх. Ему грезится, что он – прежний, и всё это – истинная любовь, как раньше, когда-то. Взял молоденькую и очаровательную, мою ровесницу. Через месяц после их свадьбы я обольстил её. Он застал нас и чуть не убил меня. С тех пор я бегу, бегу… и не могу остановиться. А?.. что ты так смотришь? Тоже скажешь – подлец?..