Тёмный день
Шрифт:
— Эх… — с досадой сказал Дарин.
— Вот именно, — кивнул Барклюня. — Я, вообрази себе, понимаю, что приказ они ночью задним числом состряпали, а доказать ничего не могу! Стряпчие старшего тюремщика хуже бубонной чумы боятся!
Он пожал плечами.
— Да, блин, — огорченно протянул Дарин.
— А я еще спросить-то хотел, — спохватился секретарь. — Вчера возле трактира, когда я птицу того… гм… что за штуку ты нашел? В мешочке замшевом, на орех похожа? Что это было?
— Это? — Дарин замялся: втягивать приятеля в новые неприятности ему очень не хотелось. — Да так, ерунда. А вот скажи, Барклюня,
— Как обычно — до полуночи, а, возможно, и дольше. Столько работы, вообрази себе!
— До полуночи? — Дарин задумался. — Это хорошо. Я, пожалуй, зайду, посидим, поболтаем. Кого-нибудь из призраков за пивом пошлем. А?
— За пивом? — секретарь оживился. — Знаю я тут неподалеку отличный трактир, там, вообрази себе, если два кувшина пива покупаешь, то третий…
Господин Горам закончил разговор, кивнул Пулису и величественно двинулся по коридору дальше. Пулис вытащил из кармана еще один кусок сыра, откусил и помчался куда-то по неотложным курьерским делам.
— Барклюня! — прокатился по коридору громовой голос, секретарь вздрогнул и пустился вслед за своим начальником.
Дарин посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на раба, повеселевшего при разговоре о пиве:
— Пошли, Басиянда…
На главной площади, возвещая о том, что в Лутаке наступил полдень, звучно пробили часы.
— Господин, — почтительно поклонившись, обратился Басиянда. — Осмелюсь напомнить, господин, что наступило время обеда. Все почтенные хозяева должны озаботиться едой для своих рабов.
Дарин тяжело вздохнул. Он, мало-помалу, начинал преисполняться к рабовладельцам самым настоящим сочувствием и жалостью. Если уж один-единственный раб способен так изобретательно и качественно отравлять жизнь, то страшно подумать, что могут учинить десять или двадцать рабов!
— Может, подождешь немного? — с надеждой спросил он. — Сейчас Меркателя отыщем, он тебя и покормит. А?
— Никак невозможно, господин, — вежливо, но непреклонно отвечал Басиянда. — Мой долг — служить тебе, а делать это на пустой желудок — величайшее неуважение!
Дарин от души выругался и поплелся по коридору — искать обед для своего раба.
…На первом этаже, в уголке просторного холла, приютилась небольшая лавочка, торгующая съестными припасами. Там всегда топилисьпокупатели, вот и сейчас у прилавка стояли два гоблина в форме писарей Управления и размышляли, чем бы перекусить. На прилавке имелась еда на любой вкус, продавала же эту снедь водяная кикимора Фофанита. Несмотря на то, что торговлю она вела уже без малого сотню лет, по меркам кикимор Фофанита считалась молодой, можно даже сказать — юной, а потому никак не могла избавиться от застенчивости, которая доставляла ей немало хлопот: все водяные кикиморы женского пола почему-то страшно стеснялись людей. Пока она продавала еду какому-нибудь представителю магической расы — гоблину или гному — дело шло прекрасно: большинство из них отлично знало язык водяных кикимор, если же случалось затруднение, Фофанита легко переходила на гоблинский или оркский. Но стоило подойти к прилавку человеку, юная кикимора начинала волноваться и от застенчивости краснела, верней, зеленела от макушки до пяток.
Дарин приблизился к прилавку и принялся разглядывать еду, одновременно мрачно прикидывая,
— Приветствую, Фофанита, — проговорил Дарин, изучая разложенную на прилавке разнообразную снедь. — Желаю процветания!
Фофанита мгновенно приобрела нежно-зеленый оттенок. Басиянда, увидев такое, остолбенел и выпучил глаза.
— Басиняда, не пялься, — сквозь зубы пробормотал Дарин, не глядя на кикимору, чтоб та не смущалась еще больше.
— Приветствую, господин Дарин, желаю процветания, — заикаясь от смущения, пролепетала та и затеребила косы, ставшие цвета молодой травы. — Чего желаете? Улитки свежие получены, лягушки живые, только что из болота, закуска из тины, сладкий паштет из волчьей ягоды, хрустящие жареные пиявки…
— Спасибо. Басиянда, хочешь пиявок? — осведомился Дарин и прибавил вполголоса: — Да не смотри же ты на нее, дурак, не видишь: она уже позеленела вся! Водяные кикиморы страшно стесняются людей!
Раб поспешно уткнулся взглядом себе под ноги.
— Если мой господин пожелает, я, конечно, стану есть пиявок, — самоотверженно заявил он, рассматривая пол. — Хотя не слышал ни разу, чтобы приличные господа кормили своих верных рабов столь необыкновенным кушаньем. Это, наверное, очень дорогое и изысканное блюдо, оставьте его себе, господин. А мне, вашему верному рабу, подойдет и простой кусок хлеба с мясом или рыбой и кружка воды. Хотя молоко или пиво было бы, конечно, предпочтительней. Не буду возражать и против каши или похлебки, особенно мясной. Можно добавить к этому тушеной репы и других овощей. Я, как видите, неприхотлив в еде, господин!
Дарин полез в карман за деньгами.
— Фофанита, дай для моего верного раба, чтоб ему провалиться, хлеба и мяса…
— Отличное мясо, господин Дарин, — застенчиво шепнула кикимора, ловко отрезая кусок. — Водяная крыса была совсем молодой. Мой отец изловил ее вчера вечером.
— Крыса? — испуганно пискнул Басиянда.
— Прекрасно, Фофанита. Мой раб, чтоб ему пусто было, обожает водяных крыс!
Он взял румяную теплую лепешку, и сунул Басиянде.
— Ешь, не бойся! Водяной крысой кикиморы называют гусей.
— Но почему?
— Понятия не имею, — буркнул Дарин. — И никакой возможности узнать нет: не очень-то кикиморы с людьми общаться любят…
Басиянда ухватил лепешку обеими руками и тут же откусил чуть ли не половину. На лице раба появилось выражение неописуемого блаженства.
— Приготовить лепешку и для вас, господин Дарин? — отважилась спросить кикимора, позеленев до такой степени, что стала напоминать обросший мхом валун.
Дарин пересчитал оставшуюся наличность и вздохнул.
— Нет, спасибо… может, в другой раз. Пойдем, Басиянда! Желаю процветания, Фофанита!