Темный Лорд

Лисина Александра

– ЧТО?!!!

Дядько горестно кивнул.

– И ТЫ ТОЛЬКО СЕЙЧАС ОБ ЭТОМ ГОВОРИШЬ?!!!
– в неподдельной ярости вскинулась женщина и едва не набросилась на него с кулаками.
– СЕЙЧАС?!! Когда уже поздно что-либо делать?!!!

– У нас не было выбора, - очень тихо отозвался седовласый, виновато опуская взгляд.
– Ни у меня, ни у Белика. Этого никому нельзя видеть.

– Кто еще знает?!!

– Никто. Только я и Карраш.

Донна Арва опасно раздулась от внезапно вспыхнувшего гнева, резко побагровела, затем побледнела, позеленела от какой-то страшной мысли, но вдруг бросила комкать свой перепачканный передник, всплеснула руками

и опрометью кинулась прочь. Она разъяренной фурией ворвалась внутрь повозки, где остался лежать мальчишка, зачем-то зашуршала одеждой и вдруг горестно охнула:

– Да как же это?!! Кто мог так...?!! Мать честная!!! Создатель, да за что?!!

Дядько сгорбился и еще больше опустил плечи.

– Н-нелюди... изверги... так измываться над ребенком... чудовища!! Илима!!

– Нет, - внезапно отвердевшим голосом сказал Страж.
– Не нужно никому видеть. Лучше я сам.

– Вон отсюда все!! И ты тоже!
– в бешенстве выкрикнула вдруг Арва, с силой оттолкнув оторопевшего от подобной наглости Стража. После чего выскочила наружу и совсем люто уставилась на непонимающе приподнявшихся мужчин - белая от гнева, потрясенная увиденным, с трясущимися руками, в которых так и оставалась зажатой мокрая черная рубаха с оторванным левым рукавом.
– Если хоть один из вас... хоть кто-то... посмеет сунуть внутрь свою наглую морду... клянусь свой скалкой - убью! Ясно?!! Чтоб никто не смел даже приближаться!! Ни один! Никто из вас! Даже на три шага!! ПОНЯТНО?!!

Гаррон неприлично разинул рот и вытаращился на взбешенную бабищу, будто в первый раз увидел. Чего это с ней? Что они там не видели-то? Люди озадаченно почесали затылки, но предпочли промолчать: ну ее, укусит еще. Только благоразумно отодвинулись подальше, да поискали глазами пути для тактического отступления, потому что когда эта милейшая женщина начинала говорить таким тоном, лучше просто тихо испариться, пока у нее не пройдет очередной приступ острой раздражительности.

– Ты чего, сдурела?
– ошарашено переспросил Ирбис в резко наступившей тишине.
– Совсем ума лишилась, старая?!

Повариха развернулась так резко, что едва не сбила могучим торсом неподвижного Стража, явно готовящегося к тому, чтобы сторожить порог ее повозки всю оставшуюся ночь. Чтобы не пропустить туда никого из караванщиков. Ни одну девушку. Никого вообще. Особенно эльфов. И толстуха, кажется, была с ним полностью согласна. От увиденного у нее сильно побледнело лицо, губы до сих пор дрожали от ужаса и еле сдерживаемого гнева, а покрытые свежей кровью пальцы мяли несчастную рубаху с такой силой, что едва не проткнули насквозь.

– Я н-не знаю, кто это сдел-лал, - пролязгала она зубами в оглушительной тишине.
– Н-не знаю, какие изверги могли так страшно... но если хоть один из вас, мужланов недоделанных, хоть раз приблизится к Белику, п-пеняйте на себя. Не посмотрю ни на возраст, ни на длину ушей и ни на какие заслуги. Так получите, что потом не сможете не только иметь детей, но ни на одну девку больше не влезете! Меня хорошо слышно?!

– Тетушка...
– робко подала голос Илима.

– И ты не лезь, поняла?! Рано тебе еще такие вещи видеть. Давай сюда тряпки и отправляйся к отцу: ему нужна твоя помощь.

– А как же Белик?!

– Справлюсь без вас!
– грубо отрезала нянька и, резко отвернувшись, скрылась внутри.
– Без ВСЕХ! И только попробуйте сюда сунуться!

– Все настолько плохо?
– мрачно посмотрел на седовласого Ирбис.

Дядько снова отвел глаза и, едва заметно

кивнув, устроился возле повозки, намереваясь караулить каждый вздох умирающего племянника до самого утра. А если потребуется, то и дольше. Лишь бы оно наступило, это утро. Лишь бы малыш справился. Только бы сумел выкарабкаться.

Он медленно опустился на траву, скрестил ноги, демонстративно положил на колени свой жуткий меч и так застыл, превратившись в камень. Даже глаза закрыл, старательно вслушиваясь в приглушенные причитания толстухи, ее горестные восклицания, выражающие крайнюю степень отчаяния, и редкие, почти неслышные стоны, если она неосторожным движением все-таки задевала Белика.

– Лита...

– Потерпи, солнышко... я сейчас, сейчас... ты только держись, ладно?
– умоляюще бормотала Арва.
– Ну же, не надо. Дай, я это заберу... о боги! И здесь тоже! Ну, как же ты... откуда? Господи, сколько крови... ну, кто мог так поступить?! Сейчас, мой милый, я уже бегу... только не плачь, не надо...

– Лита-а-а...

– Ай! Зараза, жжется! Эй, эту штуку нельзя убрать?!

Дядько помрачнел еще больше, но так и не пошевелился.

– Лиля, отнеси тетке тот отвар, что я сделал, - не открывая глаз, попросил он.
– И скажи, пусть не трогает палку: с ней Белику будет полегче.

Девушка молча вскинула полные слез глаза (она тоже все слышала!) и бегом кинулась к медленно остывающему котелку. Торопливо подхватила за еще горячую ручку и опрометью бросилась обратно, едва не упав по дороге и не расплескав драгоценное зелье.

– Что это?
– с нескрываемым подозрением спросила повариха, на мгновение выглянув наружу.

– Подорожник, малина, кровяной мох, - так же ровно сообщил Страж.

– Давай! Может, удастся приостановить... ты знал, что там живого места нет?! Без слез же смотреть невозможно! До живота дотронуться страшно, а уж руки и грудь...

– Знаю. На спине еще хуже. Но мне на нее нельзя смотреть.

– Дурак!
– в сердцах бросила толстуха и снова исчезла за пологом.

В эту ночь не уснул никто. Люди устали за трудный день, истомились ожиданием самого худшего, измучились и вконец помрачнели, но упорно не расходились. Сидели вокруг затухающего костра, вяло подбрасывали сухие ветки, чтобы хоть чем-то заняться. И, не глядя друг на друга, подавлено ждали, когда же все закончится. То, что Белику не выжить, было ясно с самого начала, с того момента, как они увидели вокруг неглубокой ранки страшную метку обреченного. Но даже сейчас, когда разум все понимал и неумолимо отсчитывал оставшиеся ему часы, сердце не желало принимать очевидное. И до самого последнего момента на что-то надеялось, ждало, страстно желало повернуть время вспять. Кто-то из воинов нервно вышагивал под деревьями, кто-то отсел подальше, чтобы не слышать голос поварихи, в котором с каждой минутой слышалось все большее отчаяние. Кто-то нервно курил, но большинство просто угрюмо ждали, когда же она выйдет на улицу и, расплакавшись, очень тихо скажет: "мне очень жаль"...

Герр Хатор тоже выбрался из душной повозки и теперь, сидя поодаль от своих людей, хмуро смотрел в одну точку, машинально баюкая здоровой рукой уставшую от слез Илиму. Девушка плакала так горько, что он просто не мог не болеть душой - она была слишком молода для всех этих испытаний. Ивет оказалась гораздо сдержанней на эмоции, но и у нее подозрительно блестели глаза и временами тихонько хлюпал нос - задорный мальчишка, уберегший ее младшую сестренку от страшной смерти, не мог не вызывать сочувствие.