Темный мир, или Рабыня для демона
Шрифт:
Снова сформировала в руках сгусток энергии, направляя ее в Васира, но вот выпустить не успела, потому как на меня уже несся голубовато-оранжевый вихрь, слегка смахивающий на маленький торнадо — огонь и ветер в едином целом. Сума сойти — завораживающее зрелище.
Зря я любовалась этим вихрем! Очень даже зря! Потому как не успела вовремя увернуться, и меня закрутило в эту воронку с такой силой, словно в центрифугу запихали и врубили тысячу двести оборотов в минуту, изряднотам помяв! Кажется, меня сейчас стошнит.
Все окончилась так же быстро, как и началось — просто этот мини-торнадо «выплюнул» меня, словно побрезговав. Вот ведь, зараза, зардом
Упав на пол, сильно приложилась об него копчиком, охнув от боли. Нет, ну это надо же, мало мне было «центрифуги», так еще и пол «приветливо» встретил. И где справедливость? А нет ее!
Зло посмотрела на друга, который стоял в сторонке и весело намурлыкивал себе под нос какую-то замысловатую мелодию, не сильно обращая на меня внимания. А нет, я ошиблась, ибо он хитро улыбнулся, после чего… На меня вылил, как думается, целое ведро воды. Ледяной!
— А-а-а-а! — Мой визг огласил весь тренировочный зал. — Васир, чтоб тебя!
А друг, словно ничего и не произошло, продолжил напевать свой веселенький мотив. Доволен он, видите ли. Вон как широко улыбается. — Ну вот, уже лучше, — засмеялся он, подходя поближе и склоняясь надо мной. — Но учиться тебе еще нужно очень многому.
— Так нечестно, ты быстрее меня, — сдавленно просипела, пытаясь подняться. Мокрая, продрогшая после ледяной воды, да еще и тело побаливает. В области груди саднило неимоверно, а из уголка рта показалась капелька крови. — Ты нечестно поступил…
— А ты думаешь, что твои враги будут стоять на месте и ждать, когда ты на них нападешь? Что все будут поступать честно? Думаешь, тебя пощадят только из-за того, что у тебя не имеется боевого опыта? Тогда ты — дура! — строго проговорил Васир, хмуро глядя на меня. — Тебе нужны еще более жесткие тренировки, чем сейчас. Это, по сравнению с настоящим боем, детские шалости. Пойми, чем скорее ты обучишься, тем быстрее поймешь, какая сила сокрыта внутри тебя. Мы ведь еще не знаем, на что ты способна.
— Да, но… — начала я, присаживаясь на полу, зябко поведя плечами.
— Никаких «но», Ирина. Сегодня ты еще слаба, потому что резерв твой мал, хотя и признаю, тут он восстанавливается все же быстрее, чем в комнате или где-то в другой части замка. — Мужчина тяжело вздохнул, взъерошив свои волосы. Бегло оглядев мой жалкий вид своим хмурым взглядом, сложил руки домиком, что-то прошептал, и меня окутало легкое теплое облачко, высушив тем самым волосы и одержу всего за долю секунды. — Посиди тут, подумай, прими решение — хочешь ли ты на самом деле обучаться владеть той силой, что таиться внутри твоего тела, нужно ли тебе это… И подумай еще вот о чем: Дакхар так просто от тебя не отступится, мне кажется, что он хочет завладеть силой, которая всегда была недоступна ему — магией самого Темного мира. В то время, как она сама тянется к тебе.
— Васир…
— Нет, ничего не говори. — Он поднялся и отошел на несколько шагов от меня. — Как я уже и говорил, побудь здесь и разберись чего хочешь. Мешать не буду, обещаю. — И больше не говоря ни слова, покинул тренировочный зал, оставив меня одну.
И словно поняв, что ее больше не будут бояться, что больше не нужно опасаться быть отвергнутой, магия Темного мира хлынула ко мне, соединяясь с телом. Первое, что почувствовала, оказалась невыносимая боль, которая скрутила по рукам и ногам, не позволяя сделать ни вдох, ни выдох; горло сжал спазм, не давая проронить и звука, а ребра сдавило так, что они, казалось, начали трещать; в глазах потемнело,
Боль, бесконечная и невыносимая, дикая и зверская, сумасшедшая и неистовая, острая и пронизывающая, рвущая и режущая, гнетущая и горькая — невозможно всего описать словами, что я переживала в эти, казалось, нескончаемые минуты. Хотелось выть, но из горла не вырвалось ни звука, хотелось разреветься, но слез не было — только боль.
Но когда она все же отступила, то я почувствовала такое облегчение и легкость во всем теле, что захотелось разреветься от счастья: какое-то особенное, подлинное, безмятежное и ласкающее, опустошающее, но такое сладкое, что хотелось испытывать его снова, снова и снова, словно оно наделено детской наивностью и чистотой. Счастье. Сколь же безграничным оно сейчас казалось.
Я не сразу вернулась в реальность — сложно прийти в себя после опустошающей боли, испытав после нее абсолютную гармонию с телом, поэтому не сразу заметила те изменения, что произошли с телом: волосы стали длиннее и теперь опускались ниже плеч, но цвет остался тот же — абсолютно белый; глаза почти не изменились, если только не считать того, что их цвет стал более насыщеннее; лицо слегка заострилось, придав ему хищное выражение; голову же увенчали небольшие рожки, загнутые назад, и отливали перламутром, блестя в свете витражей, а вот крылья… Некогда кожистые с иссиня-черными жилками, точно паутинки, теперь стали невероятно белоснежными, такими, что слепили глаза своей чистотой, но не это было удивительным… Они словно состояли из множества тончайших и хрупких снежинок, что сплелись между собой в замысловатый узор, соединенные ветром, и трепетали от каждого движения. Казалось, коснись их, и они рассыплются на мельчайшие осколки. Большие снежные крылья с маленькими крапинками воды, что растеклись по ним, точно алмазные ручейки, делая эти крылья идеальной защитой, а так же идеальным оружием.
Великолепные и сильные, они легко удерживали мой вес в воздухе — пара сильных взмахов, и я оказалась под самым потолком тренировочного зала. И теперь казалось, что весь мир лежит у моих ног — сила бурлила во мне, рождая уверенность и защищенность.
Но как же оказались иллюзорны мои ощущения… Как же я заблуждалась.
Дакхар обнаженным лежал на своей кровати, откинувшись на подушки, и, закинув руки за голову, задумчиво смотрел в потолок. На груди поблескивали капельки пота от недавно изнурительного занятия сексом с Кэйрой, которая, совершенно счастливая, закинула свою руку ему на грудь, а ногу — на мускулистое бедро, которое было прикрыто черной шелковой простыней.
Мужчина взглянул на нее: уставшая, раскрасневшаяся от длительных ласк, от бурного секса, от криков и стонов под ним. Он до мельчайших подробностей помнил, как она извивалась в его объятиях, как ногти впивались в его спину, когда он входил в нее мощными и быстрыми толчками; как вонзала свои зубки в его плечи, когда было особенно хорошо; как содрогалась в экстазе, откинувшись на простыни, которые сбились под ними. И как через некоторое время и он присоединился к ней, изливаясь на это безупречное обнаженное тело, блестевшее от пота. Да, Кэйра умела доставить наслаждение, знала что нужно ему, Дакхару, и давала это, ничего не требуя взамен. Ну или почти ничего.