Темный рыцарь
Шрифт:
Мои зубы впиваются в нижнюю губу, когда я наблюдаю за ней, мои пальцы дергаются, чтобы дотянуться до нее, почувствовать ее мягкую, теплую кожу под моими грубыми, покрытыми кровью пальцами.
Глубоко внутри меня горит огонь от потребности пометить ее, запачкать, увидеть, как она окрашивается в красный цвет наших врагов.
В моей груди вырывается глубокое, голодное рычание, и я сокращаю пространство между нами, моя потребность берет верх над несколькими рациональными мыслями, которые у меня могут возникнуть, когда речь заходит о моем
Я срываю покрывало с ее тела, мои глаза наслаждаются дюймами обнаженной кожи, когда она стонет во сне, потянувшись за потерянным покрывалом.
Я набрасываюсь на нее, прежде чем у нее появляется шанс проснуться, зажимаю ей рот рукой и прижимаю ее тело к матрасу, обхватив бедрами ее талию.
Она бьется подо мной, ее глаза распахиваются, а из горла вырывается крик, который заглушает моя рука.
Чистая ненависть сочится из ее глаз, когда она в ужасе смотрит на меня, но под этим невозможно не заметить желание, с которым она так старается бороться.
Возможно, ей нравится притворяться, что я ничто, что меня иногда даже нет в комнате, но я знаю, что в глубине души она помнит каждую секунду нашего совместного времяпрепровождения. И она хочет меня. Она жаждет этого. Ее глаза и ее тело умоляют об этом, даже если ее голова и рот находятся на другой странице.
18
КАЛЛИ
Мое сердце громыхает в груди, когда его темные, злые глаза смотрят на меня сверху вниз с мерцающим в них злым намерением.
Мои ноздри раздуваются, когда я пытаюсь вдохнуть необходимый мне воздух.
Он проводит кончиками пальцев по моей шее, и все мое тело содрогается, когда сквозь меня проносятся искры. Деликатное прикосновение такое нежное по сравнению с жестоким мужчиной передо мной. Поднимая одну руку, которая бесполезно лежит на кровати, я обхватываю пальцами его предплечье, неуверенная, собираюсь ли я остановить его или поощрить.
Его тело покрыто темными засохшими пятнами крови.
Это должно приводить меня в ужас. Но я была частью этой жизни достаточно долго, даже если меня держали подальше от худшего. Ничто из того, что делают парни или наши отцы, не пугает меня сейчас. Я не могу сказать, что так было всегда, но за последние несколько месяцев я осознала, даже приняла, что это моя жизнь. Возможно, помогло то, что я стояла на стрельбище с пистолетом в руке, когда Стелла инструктировала меня, как это делать.
Я чувствовала себя непобедимой с этим оружием, зажатым в моей руке. И я уверена, что это был просто небольшой кайф по сравнению с тем, что испытывают парни, когда они бегут на вражескую территорию, убирая тех, кто причинил нам зло.
Его пальцы продолжают спускаться ниже, его глаза следуют за ними, когда они касаются выпуклости моей груди.
У меня перехватывает дыхание, когда моя грудь начинает вздыматься.
Предупреждение клокочет у меня в горле, но это не оказывает особого воздействия, когда он обводит
— Ты заставила себя кончить после того, как я ушел прошлой ночью? — рычит он. Приказ, который он отдал мне перед тем, как оставить на кухонном столе, выкрикивая его имя и бесстыдно умоляя о большем, повторяется в моей голове.
Мои глаза расширяются. Я не могу сказать ему «нет». Я могла бы и не трогать себя. Но когда я проснулась этим утром…
Он качает головой и разочарованно цокает.
— Я думал, ты хорошая девочка, Ангел. Ты шокируешь меня на каждом шагу. — Его голос грубый и смертоносный, и это только сильнее распаляет меня.
Прошлой ночью он оставил меня в отчаянии. Если он пытался доказать, как сильно я жаждала его, несмотря на его дерьмовые действия на выходных, то он определенно получил то, что хотел, когда я корчилась и умоляла его.
Ты бесстыдная шлюха, Каллиста, говорю я себе.
Но это Деймон. В нем есть что-то такое, что заставляет меня сходить с ума так, как я не схожу с другими. С Антом, с Алексом всегда есть какая-то стена, останавливающая меня от того, чтобы зайти слишком далеко. Но все рациональные мысли, кажется, вылетают прямо в окно, когда речь заходит о моем мальчике-дьяволе.
Он разрушает мои стены, разрушает образ невинности, который все любят рисовать обо мне, и он не делает ничего, кроме того, что разрушает меня ради него.
— Твое тело жаждет меня, не так ли, красавица? — стонет он, желание усиливает его голос, прежде чем он полностью меняется, лед пробивается сквозь жар. — Ты так же реагируешь на них?
Я качаю головой — ну, настолько сильно, насколько я могу, находясь в его неумолимой хватке.
— Твои соски просили прикосновения моего брата так же, как сейчас просят мои?
— Нет, — вырывается у меня из горла, когда он стягивает ткань моей майки вниз, обнажая меня перед ним.
Прохладный порыв воздуха, который обрушивается на меня, только делает мои соски тверже, еще отчаяннее требуя прикосновений, в которых он мне отказывает.
Он обдувает потоком прохладного воздуха мою разгоряченную кожу, и моя спина выгибается дугой над кроватью.
— Они думают, что ты такая невинная, да? Но мы знаем правду, не так ли? Ты не просто ангел. Ты мой темный, грязный, восхитительный ангел.
— Деймон… — Его имя — не более чем стон, когда он втягивает мою нижнюю губу в рот.
— Ты даже не боишься, не так ли? — спрашивает он, оглядывая себя сверху вниз.
Мои глаза удерживают его, умоляя убрать руку, чтобы я могла ответить.
— Закричи, и ты будешь наказана, — предупреждает он, читая мои требования.
В ту секунду, когда его рука движется, я шиплю: «Я тебя не боюсь».
Он мрачно усмехается, прижимая ладонь к матрасу над моим плечом и наклоняя голову. Его язык кружит по моему соску, и мой мозг чуть не дает задний ход от его дразнящих прикосновений.