Темный рыцарь

Лоррейн Трейси

— Ты моя, — рычит он, его собственнический тон только заставляет мое сердце биться сильнее.

— Я никому не принадлежу, — утверждаю я, решив настоять на своем.

Он снова смеется.

— Ты не позволила Алексу прикоснуться к тебе, не так ли? — Мои губы поджимаются. Ему не нужен ответ. Очевидно, он уже знает. — Ты думала обо мне, когда он пытался соблазнить тебя?

— Нет, — лгу я сквозь зубы.

— А как насчет Анта? Он пробрался сегодня, чтобы нанести тебе небольшой визит? Неужели прямо

сейчас мне снова достаются лишь чужие остатки?

Моя рука движется прежде, чем я даже осознаю это. Реальность рушится вокруг меня, когда моя ладонь сталкивается с его забрызганной кровью щекой. Его глаза вспыхивают, когда боль пронзает мою руку.

— О, Ангел. Ты обязательно должна дразнить меня? — он шепчет так тихо, что мой желудок уходит в пятки.

— Какого черта ты делаешь? — визжу я, когда он обхватывает рукой мое горло и стаскивает меня с кровати. — Деймон? — спрашиваю я, когда он направляется в мою ванную.

В ту секунду, когда мы оказываемся внутри, он захлопывает дверь и запирает ее. Затем он поворачивается ко мне с диким, обезумевшим взглядом, который, я не могу отрицать, пронизывает меня насквозь вспышкой страха, пронизанного похотью.

Он крадется вперед, темное, опасное облако окружает его.

— Что случилось, Ангел? Я не думал, что ты меня боишься.

Я нервно сглатываю. — Я не боюсь.

— Так есть ли еще одна причина, по которой ты сейчас похожа на кролика, попавшего в свет фар?

Он подходит ближе, и прежде чем я осознаю, что он это сделал, он загоняет меня в душ, удерживая в клетке своим крепким телом.

Его глаза темнее глубокой ночи, его ноздри раздуваются от желания, а грудь вздымается под черной рубашкой.

Он весь в крови, я знаю это. Но я все еще не могу найти в себе силы ужаснуться его состоянию. Особенно когда невозможно игнорировать то, как его член напрягается под брюками.

Я сделала это.

Я.

Я повлияла на парня, который гордится тем, что он холодный, отстраненный и безразличный.

И он хочет от меня чего-то яростного прямо сейчас. Я практически чувствую это в воздухе между нами.

— Николас, — вздыхаю я, когда моя спина сталкивается со стеной, а он не прекращает красться ко мне.

Его челюсть тикает, когда я называю его так, у него перехватывает дыхание.

— Я не боюсь. Но я думаю, что ты трус.

Его брови сжимаются в замешательстве, прежде чем гнев берет верх.

— Неправильно, — выплевывает он, внезапно наклоняясь и вытаскивая что-то из своей лодыжки.

— Ч-что ты делаешь? — спрашиваю я, мои глаза мечутся между ним и ножом, который он только что вытащил.

— Я убил человека сегодня ночью, Ангел, — говорит он мне ровным и холодным голосом. — Я пытал его до тех пор, пока его тело больше не могло этого выносить, и я наблюдал, как жизнь покидает

его глаза.

Мое дыхание такое громкое, что становится неловко, когда я стою там, наблюдая за ним, слушая, как он исповедуется в своих грехах.

— Я пощадил двух других. На данный момент. Но к тому времени, когда я покинул ту комнату, они были без сознания от огромного количества боли и страданий, которые я им причинил.

— Ты получил необходимую информацию? — спрашиваю я, заставляя себя сохранять спокойствие.

Деймон может быть и не в себе, но он ничего не делает без причины. Люди, о которых он говорит, заслужили это.

— Недостаточно, нет.

— Может быть, тогда тебе не стоило никого убивать, — заявляю я.

Он прижимает острие ножа к своей ладони, и я вздрагиваю.

— Ч-что ты делаешь?

Его глаза отрываются от созерцания клинка и находят мои. Он смотрит на меня из-под ресниц, темный голод сочится из него.

Он снова подходит ближе, не выпуская нож из руки.

— С тех пор, как я вышел из этого здания, я мог думать только об одной вещи.

У меня кружится голова, пока я жду его признания.

— Я хочу отметить тебя, Калли.

О, черт.

— Я хочу нарисовать тебя своей кровью. Сделать тебя своей.

— Т-ты с-сумасшедший, — заикаюсь я.

— Это ни для кого не новость, Ангел.

В одну секунду он стоит передо мной с занесенным ножом наготове, а в следующую он разрезает этой штукой прямо поперек ладони, и он со звоном падает на пол.

— Дэйм— Его имя прерывается, когда он прижимается ко мне всем телом, его кровоточащая рука ложится сбоку на мою шею, а его губы обрушиваются на мои.

Секунду или две я не двигаюсь, но затем он закидывает одну из моих ног себе на бедро, прижимаясь ко мне.

Его поцелуй жестокий, требовательный, и я, блядь, тону в нем.

В нем нет ничего нежного, когда его зубы покусывают мою нижнюю губу и язык, его пальцы впиваются в мою задницу, когда он прижимает меня к себе, а другой рукой он прикасается ко мне повсюду, делая именно то, чего он жаждал, и окрашивая меня своей кровью.

Мое тело горит жарче, чем я когда-либо знала, мое освобождение приближается быстрее, чем, я уверена, должно быть от простого трения с ним.

— Николас, — стону я, когда он наконец отрывает свои губы от моих, чтобы целовать, сосать и покусывать мою шею.

Моя голова откидывается на плитки. Мимолетная мысль о том, чтобы заставить его остановиться, прежде чем мне придется потратить все завтрашнее утро, пытаясь скрыть его следы, вскоре забывается, когда он берет мою майку в руки и разрывает ее пополам, чтобы не натягивать ее через голову и не прерывать поцелуй.

— О Боже, — стону я, когда его руки обхватывают мою ноющую грудь.