Темный янтарь 2
Шрифт:
Стоят товарищи командиры у ящиков с документами:
— Что ж так неаккуратно подпалился? – ворчит гвардии капитан Васюк, тыкая носком сапога в насквозь прогоревший низ одного из ящиков. – Что-то мы недосмотрели, курад бы его…
— Может, он изначально такой и был? – предполагает не чуждый армейской хитроумности Севка. – Попал у немцев под бомбежку, вот и…
— Ты, лейтенант, сначала брехать научись, потом уж начинай, – ухмыляется переводчик. – Я рядом стою, а он придумывает.
— Тьфу, я же думаю, ты вовсе уже наш, – спохватывается
— Я и есть наш. Врать-то зачем? Ну, подгорело слегка, поймут ситуацию, – переводчик, крепкий, с автоматом на шее, в саперной кирасе, хлопает болтуна-лейтенанта по плечу. – Или думаешь, награду за подпаленность не ту дадут, сбавят значение?
Капитан Васюк красноречиво смотрит на Севку.
— Понял, виноват, – вздыхает тот.
Ждет автогруппа прибытия ответственных лиц, приводит себя в порядок. Дел полно у капитана Васюка. А в городе продолжаются бои.[10] Рация все еще работает – просто чудо какое-то радиотехническое, – о ситуации исправно сообщают. В батальоне, да что там – и в полку – такое счастье вряд ли бы светило. Силен генерал. Ну и связистов непременно нужно отдельно отметить в наградных.
Возвращаются бронетранспортеры – на обратном пути под обстрел попали, но кто палил, фиг его знает, не исключено, что и свои: тут хоть какой красный флаг на броне растягивай, все равно не рассмотрят. Меловые звезды мало кого убеждают, нужно красные и большие заново рисовать.
Янис и водители ковыряются с обгоревшим грузовиком – тент и кузов порядком пострадали.
— Заведется? – интересуется капитан Васюк.
— Можно попробовать. Но кузов восстанавливать… – Ян обтирает измазанные руки.
— Тогда лучше махнуть не глядя.
Водители с воодушевлением кивают. Изыщется что-то получше, опыт есть, приписать-оформить к автогруппе вполне удастся, есть бюрократические заготовочки.
Высовывается в закопченное окно радист:
— Товарищ капитан, передают: «Линде. Встречайте извозчиков».
Дальше все было просто. Пришел конвой: «студебеккеры», американские бронетранспортеры – с ними малоразговорчивые строгие бойцы, передача пронумерованных дважды – с сохранением немецкой и новой нумерации – ящиков. Отбыл груз, засобиралась поредевшая «ЛИНДА».
Улица Вильно после освобождения.
***
Наградили личный состав мгновенно. Буквально через два дня прибыл генеральский адъютант с красивым и тяжелым портфелем. Построение, вручение наград... Потом, уже наедине, красавец-адъютант сказал:
— Вам приказано передать личную благодарность и пожать руку.
— Понял. Можно и на «ты», товарищ капитан.
— Принято. Вот – лично от меня, – адъютант достал невзрачную бутылку. – Я там перед строем попытался сказать красиво, как положено, хотя и не очень умею. Но тебе кратко и от души: отлично сработали, прямо образцово.
— Стараемся. Слушай, а ты ведь из наших?
— Эх, был когда-то.
Приняли по глотку за Победу. Напиток оказался коньяком, но удивительного вкуса. А красавца-адьютанта звали странно и несовременно – Артур. Правой ступни у парня не было – под Курском осталась. Но ведь молодец какой – штурмовое в движениях угадывалось, а что протез – так ни разу.
Отбыл адъютант. Серега распорядился насчет праздничного ужина, прошелся, поздравил бойцов с наградами. Собрал свой командный состав: злоупотреблять спиртным в отряде было категорически не принято, но по глотку за награды – это святое. Удивлялись мягкому – прямо как невесомый аромат в горло льется, а не напиток – коньяку, удивлялись очевидному обстоятельству:
— Командир, чего тебя опять обошли? Или к «Герою» представляют. и на утверждение наверх уже пошло?
— «Героя» если и дадут, то после войны. Чтоб не потерял Звездочку, а то я иной раз жутко рассеянный, командование то знает. Но так-то, товарищи командиры, я не в обиде, был с начальством разговор. Тут наперед нужно смотреть.
Покрутил народ головами, но приставать не стал – почувствовал, что действительно есть нечто этакое. С Янисом потом вдвоем поговорили – пусть слабоват был товарищ Выру по части страсти к мотоциклам, но в остальном надежнейший человек, с кем же еще советоваться, как не с другом.
…— Э, Серый, а вы с генералом не слишком далеко заглядываете? Война идет, до конца тут далеко.
— Не так уж далеко, если вдуматься. Дело не в этом, – Серега пощелкивал душистым портсигаром. – Нет у меня полной уверенности. У меня ведь девять классов, да пехотно-ускоренное училище. Нет, на войне от меня толк есть, отрицать не собираюсь. Но после… там же совсем иная служба пойдет, там изрядное образование необходимо. Потяну ли?
— Откуда такой прилив скромности? Мы все послужили, не мальчишки. Талант у тебя командирский, это и весь отряд, и начальство знает. Между нами, ловок генерал – заранее кадры подбирает.
— Генерал - да, он умеет. Но ты за себя скажи – ты в армии останешься?
— Нужно будет, останусь, конечно. Но меня вряд ли по здоровью возьмут. И потом, мне в степи очень понравилось. Может, мы и не останемся там жить, но в отпуск ездить точно будем. Так-то Кире с Пыхом, наверное, лучше в Подмосковье вернуться – ему же в школу скоро, да и вообще возможностей больше. А я-то техником-механиком везде устроюсь. Вот и орден теперь, оно зачтется.
— Вот-вот, у тебя выбор есть. А я, получается, только стрелять и командовать умею.
— Можешь дальше пойти учиться. Очень даже логично. Ты вон – регулярно пишешь всякое научно-военное. Если напряжешься, так и просто научное сможешь писать.
— Вряд ли. Я как-то уже и не помню, что бывает невоенное.
— Э, я тебя тоже невоенным практически не помню. Штаны только широкие слегка маячат, да и те как-то призрачно, сомнительно. Слушай, Серый, колись: ты ведь всегда военным был, и не было у тебя никаких штанов.
— Были штаны. В школе. Дома фотография есть, это решительное и однозначное доказательство.