Темы с вариациями (сборник)
Шрифт:
Без названия
Мы провели с Галичем наедине почти весь день, и положенные две бутылки были выпиты. Но ему почему-то не хватило, и, оставив меня в своей болшевской комнатенке, он, взяв гитару, отправился бродить по соседям и «добавил еще», расплачиваясь исполнением песен.
Вернулся он в том состоянии, в котором даже самые элементарные охранительные рефлексы уже не срабатывали. С порога, еще не успев закрыть дверь, он очень громко, на весь коридор закричал:
– Колька! Мы великая страна! Ни в одной стране мира не оценивают поэзию так, как у нас! У нас за стихи можно получить
Саша бросился на свою койку лицом вниз, и в его рычащем крике были слышны рыдания…
И я не могу описать, не могу!.. Я не могу описать это!
«По наследству»
Часто, оставаясь вдвоем, Аркадич и я читали друг другу стихи – кто что помнил. Более всех он любил и помнил Блока.
Однажды я прочел ему несколько пиес из послереволюционного Волошина. Последней был «Китеж».
Едва я закончил чтение, он сразу же вскричал: «Давай читай еще раз!»
Упиваясь волошинским звуком, я прочитал «Китеж» еще раз.
Аркадич был потрясен. Он, зная дореволюционного Волошина и вовсе не ведая послереволюционного, не мог его таковым предположить, потому потрясение было особенно чувствительным. Он захлебнулся словами.
Через месяц или полтора Галич позвонил и потребовал:
– Скорее приезжай! Я тут такое сочинил, что должен тебе немедленно это прочитать! – Он торжествовал и хвастал.
Я приехал.
Он прочитал мне почти слово в слово повторенный… волошинский «Китеж».
Галич надел его на себя так, как сын надевает отцовскую рубаху, – с чувством полнейшего права на владение.
– Саша!.. Ты с ума сошел! Ты просто повторил Волошина!
– Какого?!
– Помнишь, я с месяц назад прочитал тебе «Китеж»?
– Конечно помню… А неужто так похоже? – Он очень смутился.
Я вновь прочитал «Китеж», а когда закончил чтение, он сидел, схватившись за голову, и на лице его было выражение провинившегося ребенка. Он даже слегка постанывал.
А еще через день вновь меня вызвал и прочитал то, что сначала назвал «Русские плачи», но позже уверенно вернулся к названию «Китеж».
Объяснение в любви
Дети завели новую, только что купленную пластинку. Зазвучало нечто вроде:
Ля-ди-ду-ди,
Лучших нет котлет!
Ля-ди-ду-ди,
Быстро на обед!
Жизнь была кончена. Мелодия закладывалась в голову с одного раза, как обойма в пистолет, и прилипала к памяти подобно небезызвестному банному листу. Она звучала во мне с утра до вечера без перерывов, независимо от моих желаний.
На четвертый от начала этой муки день я встретил творца сей бессмертной мелодии на лестнице в Доме композиторов. Несказанно обрадовавшись, я ухватил его за лацканы пиджака и притиснул к стенке:
– Наконец-то я тебя встретил! Наконец-то смогу объясниться тебе в любви!
Он удивленно
– А что случилось?!
– Видишь ли, у меня теперь есть дети, и я смог наконец наслушаться твоей музыки. Должен сказать, что ты великий человек. И ты очень чистый человек, ты просто Парсифаль от музыки…
Он выпрямился во весь свой невеликий рост, глаза его стали круглыми от изумления. Я отпустил лацканы пиджака:
– Понимаю, раз есть огромный рынок, то его надо снабжать. Но при этом ты не прикидываешься каким-то там «новатором», как прочие, а выбираешь то, что сразу влезает в детское ухо без малейших задержек. Это труднейшая работа. Слышно, как ты специально избегаешь новых интонаций. И ты никогда не применяешь таких, которые уже во времена наших бабушек не были бы употреблены миллион раз. Уверен, что именно о тебе сказано в Евангелии: «Блаженны нищие духом!»
При слове «нищие» он испуганно вздрогнул:
– А почему нищие?!
– Не бойся! Господь имел в виду, что некто явится к нему, ничего не неся в руках.
– А-а-а! Ну тогда другое дело! – облегченно выдохнул он.
– И знаешь, – продолжил я, – уверен, что о тебе можно было бы написать несколько диссертаций! Это не важно, что они могли бы прийти к отрицательным выводам. Ты же знаешь, в чистой науке отрицательный результат – тоже результат. Так что прими мои восхищение и любовь!
От потрясения у него обнажились верхние резцы, и он стал похож на кролика… Он спросил со смиренным видом:
– А можно, я тебе когда-нибудь позвоню?
– Да, конечно, конечно! Звони в любое время дня и ночи! Я твой навсегда!!
На лестнице
Поднимаюсь по лестнице Большого зала консерватории. Навстречу, по другой стороне широкого лестничного марша, спускается А. И. Хачатурян. Завидя меня издали, он энергично пересекает лестницу по диагонали, хватает мою руку двумя своими, трясет и с величайшим воодушевлением восклицает:
– Поздравляю вас, Николай Николаевич! Поздравляю ото всей души!
– А с чем, Арам Ильич?
– ?.. А разве не с чем?
– Абсолютно не с чем!
– А мне сказали, что вас нужно поздравлять…
Готовность к бытию
От автора
Когда я закончил первую книгу «Темы с вариациями», мне показалось, что более ничего, кроме музыки, писать не буду. И действительно – память молчала.
В конце апреля 91-го я рассказал близкому человеку о том, как в семилетнем возрасте был «подвергнут операции» удаления гланд. «Но ведь это готовая новелла!» – услышал я, когда завершил рассказ.
Активно включилась память, и за полтора месяца я записал новеллы, предлагаемые во второй книге.
Мне кажется, новая книга получилась во многом иной, нежели первая, – там я пытался избавиться от кучи камней, которую мне напихали за пазуху.
В «Готовности к бытию» пробую начать «собирать камни».
Готовность к бытию
Мороженое нельзя! Холодную воду нельзя! Незапакованным на улицу нельзя! Вспотеть нельзя! И простуды, простуды, простуды! «Вырезать гланды! Категорически!» В 37-м эту операцию делали без наркоза.