Тень единорога
Шрифт:
— Никогда еще не встречала более неторопливого вора, чем вы, месьор Мерцилий, — произносит она наконец. Кинжал в руке дергается, и лишь сейчас Соня ощущает мгновенный страх. Чего доброго, мальчишка с перепугу и впрямь попытается ударить… Но внешне она никак не выдает своих чувств и, едва заметно сдвинувшись, чтобы острие клинка оказалось подальше от горла, деланно веселым тоном продолжает: — Я уж боялась что засну, вас ожидаючи. Негоже все-таки заставлять даму так томиться! Неужто в замке вашего батюшки вас не учили правилам куртуазии?
— Причем тут мой… Да что вы, вообще, знаете
Соня легонько похлопывает магика по руке, затем, сев на постели, неторопливым движением высекает искру из заранее подготовленной трутницы и зажигает масляный светильник. В свете лампы лицо молодого колдуна кажется еще более худым и мрачным, чем ей запомнилось. На воительницу он взирает со смесью неприкрытой ненависти и почти суеверного страха.
— Ну, о том, что ты из благородных, особого труда догадаться не составляет, — дружеским тоном поясняет Соня, а затем повелительно показывает пареньку на стул напротив кровати. — Извини, что не могу предложить тебе вина, но кое-чем другим, пожалуй, попотчую…
Он не успевает даже уловить движение… но в руке воительницы, а точнее, в обеих ее руках возникают два кинжала, — непонятно даже откуда она их берет… Короткий замах, взблеск в воздухе, тонкий свист… и два глухих удара, один за другим.
Оба кинжала втыкаются в стену, пролетев справа и слева от головы Мерцилия… и на обоих прибитой к стене остается прядь его волос, срезанная с поистине сверхъестественной точностью, которая не зря служит предметом восхищения среди бывалых наемников, знакомых с Рыжей Соней. Сравняться с ней по мастерству метания кинжалов не удавалось еще никому.
— Это то, что я могу предложить тебе вместо угощения, — все тем же дружелюбным тоном объясняет Соня. — Если ты парень умный, то оценишь урок. Уверяю тебя, он дорогого стоит…
Но Мерцилий лишь таращится на нее испуганными глазами, время от времени оборачиваясь к стене. Торчащие из деревянной обшивки кинжалы только-только прекратили подрагивать, и теперь его белоснежные волосы опадают на пол один за другим, покидая срезавшие их лезвия.
Так что Соня понимает что придется дать некоторые объяснения:
— Видишь ли, Мерцилий, я наемница. Воин. Я не берусь колдовать. Если бы я хотела с тобой сразиться, то последнее, что пришло бы мне в голову, это наводить на тебя чары или применять какое-то иное чернокнижие. Согласись, с моей стороны это было бы самонадеянно, и я поплатилась бы за эту глупость. — На лице паренька наконец начинает отражаться понимание, и он медленно кивает. — Вот так то, — продолжает Соня. — Именно поэтому ты допустил глупость, когда вздумал преследовать меня, вторую глупость, когда решил вломиться ко мне в комнату… И третью, которая могла бы стать для тебя роковой, если бы я прежде не догадалась, с кем имею дело, и не была бы уверена, что ты не желаешь причинить мне настоящего вреда, — это когда ты наставил на меня нож. Небом клянусь, если бы я пожелала, мои кинжалы нашли бы твое сердце, едва лишь ты приоткрыл дверь в эту комнату.
Слепая ненависть постепенно уходит из
— Да, я понимаю, госпожа, я был глуп и самонадеян, мне казалось, что чары невидимости должны надежно защитить меня… Но, если это не секрет, как вам удалось обнаружить меня?
Теперь, когда первоначальный испуг прошел и появилась уверенность, что и Соня, в свою очередь, не желает ему зла, пареньком овладевает любопытство. Должно быть, это основная его черта — он жаден до знаний, и Соне это даже импонирует. Пожалуй, зря она первоначально с таким презрением отнеслась к этому мальчишке, он не так уж и глуп… а наивность — ну что ж, это болезнь преходящая. От нее излечиваются очень быстро.
— Я не смогу тебе объяснить, как я это делаю. Скажу только, что никакой магии в этом нет. — произносит она с легкой улыбкой. Затем, поднявшись, подходит к стене и, с силой дернув, вырывает ножи из деревянной панели. Оба кинжала исчезают столь стремительно, что хотя Мерцилий и наблюдает за воительницей во все глаза, он вновь не успевает понять, где же та прячет свое смертоносное оружие.
— Полагаю, дело в том, что воины, настоящие воины, наделены шестым чувством, которое сродни колдовству. Поэтому я и смогла заметить тебя. — Она вновь усаживается на кровать и устремляет пристальный взор на своего ночного гостя. — Ладно, ближе к делу. Ты ведь не просто явился полюбоваться на меня, или пожелать доброй ночи…
Молодой маг смущенно багровеет:
— Боюсь, намерения мои были далеки от идеалов куртуазии, госпожа. Но поверьте, мне очень нужна эта книга. Я грезил о том, чтобы заполучить «Магические арканы», многие годы. Там сокрыта мудрость, которая… — он обречено машет рукой. — Впрочем, что говорить!.. Вы едва ли сможете это понять, и уж тем более едва ли, в ваших глазах, я заслуживаю теперь снисхождения, поэтому даже не посмею просить…
— Ладно, помолчи, — грубовато перебивает беднягу воительница.
Нет, она определенно недооценила мальчишку. Если уж человек настолько стремиться к вожделенной цели, что ради этого даже готов на поступки, несвойственные его природе, из такого может выйти толк. А сейчас ей это на руку. Ради заветной книжицы парень сделает для нее все, что угодно. А у нее как раз такая нужда в послушном колдуне…
— Думаю, мы сможем договориться.
— Договориться? Но… — паренек вскидывает голову, и в глазах загорается надежда.
Соня разводит руками.
— Мы могли бы поговорить об этом, если бы книга была у меня. Увы, ты зря потратил время, когда следил за мной. И напрасно рисковал жизнью, явившись сюда. Книги у меня нет. Она осталась у Раззака.
— Он отказался продавать? — лицо мага озаряется надеждой, он уже готов сорваться и бежать к дому купца, в надежде перекупить заветный том. Соня едва успевает удержать его на месте повелительным жестом.
— Сиди спокойно и не мечись, как подраненная перепелка, — усмешливо приказывает она. Мерцилий покорно оседает на стуле. — Тебе он книжку уж точно не продаст, в этом можешь уж не сомневаться. Я его достаточно запугала, и на этот раз законы гильдии уже на моей стороне.