Тень Эсмеральды
Шрифт:
Но Зина уже не слушала мать. Она стремглав подбежала к невестке и схватила её за руку.
– Тосенька, родная, ведь мы не знали. Ничегошеньки не знали. Не ведали. Мы… – она не успела продолжить свои причитания, но Таисия её оборвала.
– Оставь, Зина. Что толку теперь об этом рассуждать? Теперь все совершенно ясно, почему эта несчастная убила Анатолия. Бог знает, как она пыталась до этого времени доказать свои права. И как он ловко, однако, изображал верного и преданного мужа, нежного семьянина, будучи двоеженцем! – и Таисия горько рассмеялась, но это был смех сквозь слезы горечи и унижения.
Она и впрямь полагала,
Обе Боровицкие стояли рядом, не смея ни утешать, ни даже прикоснуться к невестке. Неожиданно Таисия подняла голову и произнесла решительным голосом:
– Её никто не должен узнать. Зина, ты ошиблась. Мужа никто не убивал, он сам умер в ванной с грязью от сердечного приступа, переел накануне. Эту женщину никто никогда не видел, Анатолий её прежде не знал, она не ваша гувернантка.
– Верно, и церковь сгорела. Священник погиб, бумаг-то нет, – пискнула Полина Карповна.
– Нет, не выйдет! – простонала Зина. – Ведь еще есть Желтовский. Он-то её точно узнает! Он в неё тоже был влюблен и даже стрелялся из-за Розалии. Верно, он знал о свадьбе Анатолия! И как я раньше-то не догадалась! – она хлопнула себя по лбу.
Задним умом мы все крепки!
– Если он её признает, это еще ничего не значит. А вот если он заявит, что знал об их тайном браке, значит, и он преступник, если скрыл это обстоятельство. Неужели теперь, будучи известным адвокатом, он возьмет на себя эту вину и поставит под сомнение свою карьеру ради этой какой-то горбуньи? – глаза Таисии засверкали.
Полина Карповна и Зина даже рот открыли от изумления. Они и не предполагали, что их милая, добрая, ласковая Тосенька вдруг вот так заговорит!
– Голубушка, вы только папеньке своему пока не говорите, надо быть, и так обойдется, – жалобно, как провинившаяся гимназистка, попросила Полина Карповна, которая ужас как боялась могущественного свояка, действительного статского советника Гнедина.
Зина даже покраснела от стыда за мать.
– Надо поскорее идти к Желтовскому, да и самим подумать, как нам поступить теперь. Ведь вам, маменька, к следователю идти, теперь ваш черед Розалию опознавать. И мне надо думать, как отказаться от своих показаний, чтобы у нас все одинаково вышло.
В это время больной застонал, и Полина Карповна метнулась обратно в комнату мужа. Зина и Таисия еще несколько мгновений стояли друг против друга, пока Таисия поправляла вуаль на шляпе и надевала перчатки. Зина всегда завидовала невестке, что так славно, так красиво сложилась её семейная жизнь. Ведь Зина все эти десять лет просидела, словно нахохлившаяся ворона, на краю счастливого семейного гнезда брата, растила его детей. И вот теперь осколки этого счастья лежали у них под ногами.
Глава двадцать шестая
Матильда Карловна Бархатова пребывала в недоумении, которое
Матильда почуяла неладное, и впервые её сердце кольнуло неведомое ранее чувство ревности, опасности. И кто мог так разбередить душу её Сереженьки, такого сдержанного, отстраненного, живущего словно за наглухо закрытой дверью? Кто так сильно постучался, или может, уже вошел?
Она мягкой кошачьей лапкой ласкала своего «сердитого мальчика», ворковала нежные слова, которые, увы, на сей раз оставались без ответа. Пришлось прибегнуть к самому эффективному способу успокоения, который доселе действовал безотказно. Матильда почти силой развернула Сергея лицом к себе, и он уткнулся носом в её высокую пышную грудь. Вдохнув упоительный аромат кожи любовницы, Желтовский помедлил и тихонько отодвинулся:
– Не теперь, после…
Матильда ушла расстроенная и озабоченная. На следующий день она возобновила свои попытки и, наконец, тайна открылась. Точно клещами, слово за слово, она выпытала у Сергея его душевную боль. Но то, что она узнала, только усилило тревогу и непонимание. Горбунья, уродливая горбунья занимает ум Желтовского? Немыслимо! Невероятно! И может ли так статься, что явление прежней возлюбленной Сергея, да еще в таком ужасном виде, изменит все их планы? Неужто она, Бархатова, желанный, лакомый кусочек для половины мужского населения столицы, будет соперничать с бывшей гувернанткой, горбатой и несчастной убийцей? Да это просто смешно!
Бархатова терялась в догадках, а Желтовский все больше погружался в пучину сомнений.
В одну из ночей, истерзанный бессонницей и тревожными видениями, он на какое-то мгновение забылся, как вдруг память невесть откуда вытянула наружу картину. Розалия корчится от невыносимой боли в спине и жалуется, что сильно ударилась, когда стремительный поток Вуоксы тащил её по острым камням. Желтовского бросило в жар, сон мгновенно слетел. Он сел на кровати и вытер пот с лица. Боже милосердный! А ведь все-таки это она, она, несчастная. За десять лет боль согнула её и превратила в горбунью, изуродовала прекрасную ровную спину. И, конечно, она сделала вид, что не узнает его, ведь тем самым она бы вынудила его признать соучастие в преступлении, в сокрытии факта венчания. А это скандал. Конец безупречной адвокатской репутации! Розалия, только она могла так поступить. А он что же, опять подлец? Тогда он позволил матери выставить Розалию вон, не противился её отъезду, не нашел девушку в Петербурге. Да надо было поперек рельсов лечь, не пустить ни за что! Он предал её и предает опять! Нет, завтра же он пойдет к Сердюкову и потребует нового свидания. И тогда уж он найдет нужные слова!