Тень Гамаюна
Шрифт:
– Зачем же за меня решать? – обиженно воскликнула Алина, – впрочем, если я вам помешаю своим присутствием, тогда конечно.
Девушка поникла и замолчала.
– Коленька, – твердо посмотрела в глаза сыну Елизавета Матвеевна, – возьми Алиночку на раскоп, когда еще ей такая возможность представится? Часикам к пяти вернетесь, я обед к тому времени приготовлю. Чего Алиночке тут скучать? Я все время занята, то одно, то другое. Опять же соседка просила зайти, дело у нее ко мне какое – то есть.
Николай хитрость матушкину разгадал. Однако не стал ей возражать. Материнские просьбы всегда были для него законом. – «Собирайтесь», – кивнул Алине. Она, кажется, в самом деле обрадовалась этому.
Собраться Алине – было делом пяти минут. Скинуть уютный халат и натянуть джинсы. Вот только майка была еще сырая, она от вчерашнего поцелуя с асфальтом испачкалась, пришлось ее простирнуть. Елизавета Матвеевна в проблему вникла сразу. Неспешно
– Из Парижа, – сказала она Алине, – подарок Николая. Сын забыл, что я не девочка. Надевайте и носите на здоровье!
– Мама, – смутился Николай, – ты для меня до сих пор самая лучшая девочка в мире! Впрочем, – обратился он к Алине, – если это вам подойдет, я буду рад.
Алина от души поблагодарила Боголюбовых и подумала, ей потому хорошо здесь, что в этом доме царит удивительная любовь и взаимопонимание. Не было никакой борьбы за приоритеты, за главенство, за старшинство. Не было такого обычного во многих семьях стремления «поставить себя», взять «пальму первенства», занять положение хозяина. Она вдруг очень ясно осознала свою проблему: родители не любили ее! А ей так хотелось, чтобы ее просто любили. Любили за беспомощность, недостатки и даже за никчемность. Безусловной любовью. С самого детства мать строгим воспитанием усугубляла в Алине чувство беззащитности, ставшее впоследствии оплотом постоянной тревоги. Где тот Рай, тот Эдем, в котором душа спокойна и счастлива бесконечно? Рай, в котором самые ничтожные детские желания исполняются? Где тебя любят и ждут? Гадкому утенку так хотелось стать прекрасным лебедем, взлететь вверх в синее – синее небо, но ему без конца подрезали крылья. В пятнадцать лет ты не способен противостоять этому, но в двадцать пять насилие над собой становится невыносимым. Поэтому одной искры родительского неудовольствия было достаточно, чтобы Алине захотелось все это прекратить навсегда! Однако именно сейчас ей пришло в голову, что деваться – то некуда. Жить в машине? Бомжевать? Переехать к подруге? К своему стыду Алина обнаружила, что так и не обзавелась за всю свою жизнь ни одной подругой! Остается только Антон. Пересилить себя и пойти с ним в ЗАГС? Алина тяжело вздохнула. В этом тихом и удивительно спокойном доме она поняла, что не знает, как быть дальше. Ну, поболтается в гостях еще день – два, а потом что? Что делать потом? Вопрос вопросов, или, как говорит отец, совсем нехороший вопрос. Во – первых, нужно забрать машину. Во – вторых, срочно найти, где жить. В-третьих, чтобы жить – надо где – то работать. Все перечисленное являлось на данный момент неразрешимым обстоятельством. Если бы она не потеряла мобильник, где был такой нужный ей сейчас телефон ученика, то проблему на какое – то время можно было бы снять. Ей очень кстати предложили пожить на даче, подтянуть способного мальчика, флейтиста, по фортепиано. Сейчас все нарушилось, она даже объяснить его родителям не может, куда исчезла. Просить Николая о помощи? Неудобно. Взрослый, занятый серьезным делом ученый, совершенно не похожий на ее нервных и глупых бывших сокурсников. Интересный собеседник, интересный мужчина! Наверно, студентки его очень любят! Нет. Отвлекать его от дела она просто не имеет права. Спасибо, что подобрал ее на дороге, оказался хорошим человеком, сдал на попечение Елизаветы Матвеевны. Уже и этого достаточно, чтобы быть бесконечно благодарной!
Алина оделась в спаленке и вышла в столовую. Свитерок так хорошо сидел на ней, словно ей и предназначался.
– Деточка, – сказала Елизавета Матвеевна, – да вы просто красавица!
Николай бросил на нее быстрый взгляд, отвел глаза, и сказал: – Поехали.
Из опыта прошлой жизни он знал, что там, где есть красивые женщины, дело на лад не идет, но матушку не хотел расстраивать.
Елизавета Матвеевна перекрестила их на дорогу и долго смотрела отъехавшему автомобилю вслед.
Глава 6
Молочный брат Андрея – Илья, всё больше уединялся от другов. Что – то чертил, рисовал узоры разные, на деревянных вальках, лопатках, набойных досках вырезал изображения зверушек, цветов, геометрических фигур. Однажды прибежал ко княжичу радостный, аж светился весь:
– Гляди – ко, княже, что тебе покажу! – и достал из – за спины ременной кожаный пояс, украшенный
– Спасибо, брат, красота – то какая! – похвалил Илью Андрей, разглядывая подарок. Тут же снял старый ремень и опоясался новым.
А Илья опять что – то достает, разглаживает на столешнице и улыбается.
– Что это? – спросил княжич.
– Это мечта моя, – ответил Илья. – Ты, княже, можешь ее исполнить!
На лазурном фоне неба увидел Андрей, парящий белым лебедем, одноглавый четырех – столпный храм с золотой маковкой, стоящий на высокой горе. Вниз к синей воде вели белокаменные ступени. И во всем этом была такая гармония, такое изящество линий, пропорций и пластики, что охнул князь Андрей и воскликнул:
– Вселенским покоем, щемящей грустью веет от этого образа. Душу разбередил ты мне! Теперь это и моей мечтой будет! Ну, брат, спасибо! Угадал ты мое тайное желание. Как стану княжить, как найду мастеров, способных создать такую красоту, даю тебе слово, – построю подобный храм в нашей, владимирской земле.
Ударили по рукам други и расцеловались.
Чем больше Андрей вникал в княжеские дела, тем лучше понимал, что нельзя жить, как жили предки. От удельного многовластия все беды идут! Распадается земля, легко враги подчинят ее.
Вопреки наставлениям Богуна, не любившего греков, Андрей все чаще проводил время в беседах со священниками, приехавшими из греческой земли. Культурой их восхищался, пением, язык греческий изучал. От них узнал он о системе нотации, которую изобрел Гвидо Аретинский, о мензурах, ритмических соотношениях в музыке, красиво названных греками – максима, лонга, бревис, семибревис. Появился у него и наставник духовный – Микула. Речи Микулы об «автократии», «единодержавии» как нельзя лучше отвечали его собственным мыслям. А «единодержавию» греческая вера самый лучший друг. С помощью одного бога легче держать в узде непокорные умы людей. Византийские императоры давно поняли, что учение Христа, если его немного подправить, станет тем «краеугольным камнем», на котором они построят свои империи. Многобожие, проповедуемое волхвами, опасно для самого существования государственности. Всякий кудесник себя пророком мнит, но речи их губят народ. С детства помнил Андрей, что по наущению волхвов был убит в Ростове первый епископ Леонтий. Не хотели волхвы новым веяниям уступать. До сих пор смерды вере христианской сопротивляются. Темны смерды, суевериями живут. Не чают выгоды своей, не хотят в воле боярской, да княжеской ходить. А поодиночке – ни за что ведь пропасть могут!
Грек внушал, что будущему Великому князю не только знания разные нужны, нужно и дипломатическое умение! Князь – выше остальных, с него много спрашивается, нельзя ему без оглядки жить. Рассказывал, что родятся на Земле особые люди, – посвященные в замыслы Божии и Богом направляемые. Эти люди ведут за собой остальных, дают им новые традиции, завоевывают новые земли! Так устроен мир, что все в нем сначала растет, потом утверждается, а после – отмирает. Не могут люди изменить Божий порядок вещей, но могут менять законы, которые стареют и не отвечают духу времени. Европейские государи хотят отвоевать Гроб Господень у мусульман. Ради этого объединяются. А Русь противоречиями раздирается. Князь – это власть. И нет другой власти в Русской земле, кроме князя. Значит, князь – посредник между Всевышним и людьми. Тот самый хитроумный Гамаюн, передающий людям волю Божию, его законы. Не случайно восточные владыки именуют себя в грамотах, от лица их рассылаемых: «Гамаюна подражателя, светлейшего и мудрейшего Императора Византийского Иоанна, Государя Константинопольского послание…» Вот и дед его Мономах Законы новые людям дал, Русской Правдой называемые. Только Правда эта, редко каким князем соблюдалась. Обычным делом стало в междоусобных войнах грабить имущество поверженного врага. Отряды черных клобуков и половцев, служившие князьям, считали грабежи платой, чужое добро – естественной военной добычей. Изменить этот ход вещей не смог ни дед Мономах, ни отец Андрея – Юрий Владимирович. Отец судом да расправой над преступниками вообще мало занимался. Влекли его другие страсти – Киев да веселье буйное. Хоть и любил батюшка вторую свою жену, дочь императора византийского Иоанна Комнина Елену, родившую ему сыновей Василька и Михаила, но не отказывался многих жен подданных навещать, веселился с ними под музыку, любезничал ночи напролет, и вино без меры пил. Сейчас Елена опять на сносях ходила, не допускали няньки князя Юрия к ней.