Тень горы
Шрифт:
– Поехали со мной, Карла.
– Я должна пойти туда, Лин. Мне надо покончить кое с чем. Верь мне.
– Со всем и так покончено. Поехали со мной.
– Я должна, – повторила она и встала, чтобы уйти, но я схватил ее за руку, где мог бы быть браслет.
– Ты разве не слышала? Труба прозвучала. Стены рухнули [91] .
– Библейские аллюзии, – усмехнулась она. – Они, конечно, убедительны, куда убедительнее чертовой вечеринки, но мне надо идти.
– Я говорю совершенно серьезно. Сейчас не время устраивать
91
«Народ воскликнул, и затрубили трубами… и обрушилась стена города до своего основания…» (Иис. Нав. 6: 19).
Она посмотрела на меня с такой любовью, что я почувствовал, как меня захватывает поток взаимного чувства, и не заметил, как он унес меня в открытое море.
– Нужно думать только о том, что нас объединяет, – сказала она, – только о том, что нас объединяет.
Я плыл без руля и без ветрил. Она была слишком близко. Огни возбуждающего мотоциклетного сокового бара зажгли неоновое пламя в ее глазах, сжигавшее меня.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не бросай меня, – прошептала Карла.
– Да я…
– Не смей бросать меня.
И она меня поцеловала. Поцеловала так, что, открыв глаза, я увидел: ее уже нет.
Она убежала к байкерам. Взревели моторы. Карла уселась позади Бенисии.
Испанская гонщица надела шлем, полностью закрывавший голову, и опустила забрало, так что вместо глаз виднелась лишь черная пунктирная кривая. Трудно было что-либо возразить против ее желания спрятаться, но мне не нравилось, что Карла сидит за ее спиной. Бенисия склонилась к низкому рулю, Карла прижалась к ней.
Затем она выпрямилась и оглянулась, сразу поймав мой взгляд. Она улыбнулась мне.
«Не бросай меня».
И опять скрылась за спиной Бенисии.
Кавита села позади Навина. Он лихо развернулся перед баром и строем ревущих байков и проехал мимо меня.
– А ты почему не едешь, Лин? – спросил он.
«После пожара? – подумал я. – Погибли люди. Погиб Назир». Но для Навина это был счастливый день. Он был победителем. Нельзя было осуждать его за это.
– Желаю хорошо провести время, Навин. На днях увидимся.
– Непременно.
Он включил двигатель.
– Пока, Неприглашенный! – сказала Кавита. – Интересно, что в тебе есть настолько страшное, что ты не можешь принять участие в вечеринке?
Навин ударил по газам и унесся прочь, остальные последовали за ним.
Когда тронулась с места Бенисия, Карла широко раскинула руки в стороны.
«Не бросай меня».
Обожженный, исцарапанный, избитый и посыпанный пеплом, я остался наедине с погибшими в городе, который собирались закрыть.
«Не смей бросать меня».
Глава 67
Я вернулся в «Амритсар» и поднялся на свой этаж, волоча ноги.
– Ты был прав, Джасвант, –
– Я же тебе говорил! А теперь у нас нет горячей воды и весь город взбесился, так что сам виноват, баба, доброй ночи, приятных снов.
Я сел за стол, открыл свою тетрадь и записал то, что я видел в этот вечер и что я чувствовал. Мои руки были в саже, и на бумаге остались пятна. Пока правая рука описывала место преступления, левая, которой я придерживал тетрадь, оставила четкий, легко идентифицируемый отпечаток.
Страницы были испещрены черными чернильными языками пламени. Это было пламя, отраженное в глазах полисмена, желто-голубое пламя, отражавшее гору велосипедов, неоновое пламя мотоциклетных выхлопов и стальных багажников, это были царапающие мятежные искры, рассыпаемые каруселью праведной мести.
Когда уже не мог больше писать, я взял бутылку и устроил душ в тюремном стиле, не снимая одежды.
Я выпил немного, постирал грязную одежду, снимая один предмет за другим, как кожуру с фрукта, выпил еще и вымылся сам. Кожа пропахла кислятиной страха и его разнояйцевого близнеца, насилия из страха.
Их застрелили. Убили. Сожгли. Они мертвы.
Чистый, высохший и обнаженный, я задернул шторы, перекрывая дорогу наступающему дню, заперся на все имеющиеся замки, разложил оружие в тех местах, где оно могло мне понадобиться, включил свою низкокачественную стереосистему, поблагодарил Господа за низкокачественную стереосистему и принялся бродить из угла в угол.
В тюрьме со временем научаешься так бродить. Это заглушает звучащий внутри тебя голос, призывающий тебя бежать.
«Не смей бросать меня».
Я шагал. Выпил еще немного. Музыка стала звучать громче – а может быть, это мне только казалось. Я запустил Боба Марли, надеясь, что волна этой музыки доставит меня к более радужному берегу. Мне хотелось увидеть улыбку Карлы, и тут до меня дошло, что у меня нет ни одной ее фотографии.
Я обыскал весь номер, но безуспешно и решил, что, может быть, поможет косяк. Он помог, я нашел у себя много интересных вещей, о существовании которых не подозревал, включая дружелюбного сверчка, который почему-то не пел и был переселен на балкон. Но фотографии Карлы не было.
Первое, что я под легким кайфом написал в тетради после безуспешных поисков, был вопрос:
«Реальна ли Карла?»
Затем я написал много чего еще. Я читал вслух стихи. «Когда, в раздоре с миром и судьбой…» – декламировал я. Я произнес, что хотел бы быть «богат надеждой и людьми любим» [92] , и тут кто-то стал барабанить в дверь.
Я исполнил танец войны в честь погибших, барабанить перестали. Я еще немного подергался под барабанную дробь из стереосистемы, после чего снова пришел в рабочее состояние.
92
Шекспир У. Сонет 29. Перевод С. Маршака.