Тень горы
Шрифт:
– И снова в душ.
– И кокаин! Слушай, у меня идея! Разведем кокаин в шампанском!
– Ты начинаешь мне нравиться, – сказала Дива.
– А ты мне понравилась сразу же, – сказал Близнец. – Будем гулять!
– Надеюсь, вы составите нам компанию, мистер Уилсон? – спросила Дива, беря его под локоть другой рукой.
– Не хочу показаться неучтивым, мисс…
– Девнани. Дива Девнани. Зовите меня Дивой, как делают все.
– Не хочу показаться неучтивым, мисс Девнани, – сказал Уилсон, улыбаясь и не делая попыток
– Глупенький, – пожурила его Дива, – я ведь тогда не знала, что вы управляете капиталом в тридцать пять миллионов. И зовите меня Дивой, ладно?
– Очень хорошо, мисс Дива. Я с удовольствием выпью бокал на вашем праздновании.
Мы за несколько минут добрались до «Махеша», где Уилсон взял ключ от своего номера и попросил менеджера через час прийти в номер Скорпиона, чтобы оформить новых постояльцев.
Когда мы отошли от стойки, я взял его за локоть.
– Вы будете подавать жалобу? – спросил я тихо.
– Жалобу?
– Насчет Манава.
– Манава?
– Вашего охранника, нанятого в отеле.
– Ах, это. – Уилсон улыбнулся. – Он не проявил большого рвения, исполняя свои обязанности. Но… думаю, это случилось потому, что он был уверен в моей безопасности с вами и молодым мистером Навином, хотя и подверг меня риску в том, что касается мисс Дивы.
– Это значит «нет»?
– Разумеется, это «нет», сэр. Я не собираюсь подавать жалобу на этого охранника.
– Спасибо, – сказал я и пожал ему руку.
Мне понравился Эван Уилсон. Он был спокоен, осмотрителен и целенаправлен. Он выказал храбрость, когда мы уже были готовы прибегнуть к силе. Он обладал чувством юмора, был профессионален, но не до педантизма, не терялся в сложной ситуации и, кажется, неплохо разбирался в людях.
– Не стоит благодарности, – сказал он. – Мы присоединимся к остальным?
– Нет, мне уже нужно быть в другом месте. – И я взглянул на смеющихся Навина, Диву и зодиакальных Джорджей, которые ждали нас перед лифтом. – Всего доброго, мистер Уилсон, – сказал я канадскому законнику с серебристой шевелюрой и направился в ресторан на первом этаже.
Стол Ранджита был чист и уже готов к приему следующих клиентов. Я знаком подозвал метрдотеля:
– Давно они ушли?
– Довольно давно, мистер Лин. Мисс Лиза просила передать вам записку.
Он извлек из кармана жилета и протянул мне бумажку с посланием, написанным красными чернилами – ее любимыми:
«Поехала на вечеринку с Ранджитом. Это допоздна. Ложись, меня не жди».
Я дал чаевые метрдотелю и направился к дверям, но через несколько шагов кое-что вспомнил и вернулся.
– Они ели десерт? – спросил я.
– Нет, сэр. Они отбыли сразу после первого блюда.
Я вышел из отеля в теплую ночь. На парадном крыльце дежурил Манав вместе еще с одним охранником. Он посмотрел
Манав был славным парнем: большим, сильным и добрым. Он не без оснований опасался, что Уилсон пожалуется администрации, – как-никак, он покинул клиента отеля, которого должен был охранять. Это могло стоить ему места и положить конец надеждам на какую бы то ни было карьеру в гостиничном бизнесе. Я кивком отозвал его в сторону.
– Как дела, Манав? – спросил я, вместе с рукопожатием передавая ему рулон банкнот.
Однако он отказался брать деньги, накрыв здоровенными ладонями мою руку.
– Нет, Линбаба, – зашептал он. – Я не могу это принять.
– Очень даже можешь, – сказал я с улыбкой, вынуждая его схватить деньги, иначе они упали бы на землю. – Это примерно та сумма, которую дал бы тебе мистер Уилсон, если бы ты провел с ним всю сегодняшнюю смену.
– М-мистер Уилсон…
– Все в порядке, я только что с ним говорил.
– Да, Линбаба. Я видел, как вы с ним входили в отель. Я стоял здесь, но не посмел к нему обратиться.
– Он не подаст на тебя жалобу.
– Не подаст? Вы уверены, Линбаба?
– Абсолютно. Он сам мне это сказал. Так что все в порядке.
Благодарный блеск темно-карих глаз Манава держался в моей памяти все то время, пока я выгонял со стоянки свой байк, а затем ехал по Марин-драйв и поднимался на Малабар-хилл.
Я остановился на самой вершине холма, откуда открывался вид на сверкающую уличными огнями широкую, во весь изгиб бухты, улыбку Марин-драйв. Сделал самокрутку с гашишем и закурил.
Вскоре рядом присел бродяга, каждый вечер забиравшийся на холм по длинной извилистой тропе, чтобы здесь переночевать. Я протянул ему косяк. Он с радостной ухмылкой затянулся, при этом не касаясь самокрутки губами, а втягивая дым через сложенную трубочкой ладонь, как через чиллум.
– Забористый! – одобрил он, выпуская дым из ноздрей. Затем умудренно покачал головой, затянулся еще раз и вернул мне косяк.
Я отдал ему остаток от куска гашиша, частично использованного на самокрутку. Остаток был немаленький. Внезапно бродяга стал очень серьезен, попеременно глядя мне в лицо и на гашиш у себя на ладони.
– Иди домой, – сказал он на хинди после долгой паузы. – Иди домой.
Так я и сделал: поехал домой под проливным дождем, поставил мотоцикл на обычном месте, засунул мокрую купюру в карман рубашки дрыхнущего сторожа и поднялся в свою квартиру.
Лизы дома не оказалось. Я стянул сырую одежду и ботинки, принял душ, поел хлеба и фруктов, выпил чашку кофе и лег на кровать лицом вверх.
Потолочный вентилятор крутился неторопливо, но с достаточной скоростью, чтобы расшевелить дуновением влажный воздух. Ливень с новой силой забарабанил по металлическому козырьку над окном спальни, стекая оттуда мимо приоткрытого окна тягучими и блестящими, как ртуть, струйками.