Тень горы
Шрифт:
– Мне нужно вытащить отсюда Викрама.
– Да насрать на вас обоих!
Считаные мгновения – пять ударов сердца – он стоял неподвижно, глядя на меня в упор, а затем его правая нога сдвинулась по полу назад, переходя в боевую позицию. Не желая быть застигнутым врасплох, я сделал то же самое. Руки его медленно поднялись и замерли на уровне лица, левый кулак выдвинулся вперед. Я также поднял кулаки; сердце бешено колотилось.
Как глупо. Двое мужчин готовы драться ни за что. Впрочем, драться за что-либо попросту невозможно; в любом случае дерешься против.
– Все-в-одном! – неожиданно произнес Джамал.
– Заткни пасть! – рявкнул на него Конкэннон.
– Парни! – донесся с кровати голос Денниса, при этом его глаза оставались закрытыми. – Мой кайф! Вы ломаете мне кайф!
– Спи спокойно, чувак, – сказал Конкэннон, внимательно следя за мной. – Это займет от силы минуту-другую.
– Я вас прошу, парни, – произнес Деннис своим звучным, глубоким голосом. – Конкэннон! Подойди сюда, мой буйный сын. Подойди и выкури со мной легендарный чиллум. Помоги мне вернуть кайф, дружище. А ты, Лин, забирай Викрама. Он торчит здесь уже неделю. В отличие от всех остальных в этой счастливой маленькой гробнице, он имеет семью, к которой можно вернуться. Увези его отсюда, Лин.
Руки Конкэннона медленно опустились.
– Как скажешь, Деннис, старый греховодник. – Он ухмыльнулся. – Нынче обойдусь без мордобоя, мне по фиг.
Он подошел к кровати Денниса и присел рядом с ним.
– Конкэннон, – сказал Деннис, по-прежнему не открывая глаз, – ты самый живой из всех знакомых мне людей. Я чувствую твою энергию, даже когда бываю мертвым. И поэтому я тебя люблю. Однако ты ломаешь мне кайф.
– Кайфуй спокойно, Деннис, чувачище, – сказал Конкэннон, кладя руку ему на плечо. – Больше тебя не потревожат.
Я поднял Викрама с пола и поставил на ноги. Мы уже добрались до двери, когда Конкэннон вновь подал голос.
– Тебе это еще отольется, Шантарам, – сказал он со злобным оскалом.
Я на такси отвез Викрама к нему домой. За всю поездку он заговорил лишь однажды.
– Она была чудесной девушкой, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. – Это факт. Если бы она любила меня так же сильно, как я люблю ее, она была бы абсолютным совершенством, ты меня понимаешь?
С помощью его сестры я уложил Викрама в постель, выпил три чашки кофе за беседой с его обеспокоенными родителями и так же на такси вернулся к своему оставленному байку.
Ранее мы с Лизой договорились вместе пообедать в кафе «Каяни», неподалеку от кинотеатра «Метро»; и я поехал туда без спешки, со скоростью пешехода дрейфуя в потоке транспорта по длинной зеленой авеню, вдоль которой тянулись торговые ряды с одеждой всевозможных расцветок и фасонов. Я размышлял о Конкэнноне, а также о Викраме и его родителях, и мысли мои были мрачны.
Престарелый отец Викрама давно уже вышел на пенсию, и его младший сын Викрам был поздним ребенком. Старик не понимал нынешнюю молодежь, а саморазрушительное поведение Викрама совершенно сбивало его с толку.
До недавних пор его красавец-сын был своего рода щеголем – носил псевдоковбойский наряд из черного шелка и пояс из серебряных
На волне всепоглощающей страсти к «английской розе» Викрам – богатый юноша, прежде нигде никогда не работавший, – открыл собственное дело при болливудской киноиндустрии: находил иностранцев, готовых поработать статистами в индийских фильмах. Затея была рискованной: Викрам совсем не имел опыта и пользовался заемными средствами. Но его обаяние и вера в себя обеспечили успех предприятия. Лиза, вступившая в дело с ним на паях, именно тогда раскрыла свои таланты.
Но когда «английская роза» бросила Викрама без всякого предупреждения или объяснения, былые уверенность и отвага (те самые, с которыми он танцевал на крыше идущего поезда, делая ей предложение) вытекли из него, как вытекает кровь из вскрытых вен.
– Он таскает из дома вещи, – шепотом посетовал его отец, когда Викрама уложили спать. – Всякие мелочи. Жемчужную брошь своей матери, золотую авторучку, подаренную мне компанией в день выхода на пенсию… Когда мы задаем вопросы, он бесится и винит во всем слуг. Но мы-то знаем, что это его рук дело. Думаю, он продает украденные вещи, чтобы купить наркотики.
Я кивнул, подтверждая его догадку.
– Какой позор! – вздохнул старик, и его глаза наполнились слезами. – Какой позор для всей семьи!
В голосе его были горечь и страх, но уже не было любви, которая стала чужой в их доме. Когда-то и я был таким чужаком среди своих. Было время, когда я жестко подсел на героин, и эта зависимость сделала меня вором и грабителем – только ради денег на дозу. Двадцать пять лет назад я с этим покончил, и с годами мое отвращение к тяжелым наркотикам только росло. И теперь всякий раз, когда я вижу кого-то или слышу о ком-то впавшем в зависимость – вступившем в войну с самим собой, – я не могу равнодушно пройти мимо. Да, я стал чужаком в любящем родительском доме. Я понимал, как это тяжело: помогать человеку против его собственной воли. Я видел, как страдают родные люди, день за днем, потому что один из них сдался наркотикам. И я знаю, что любовь может не вынести такой нагрузки, если только она не закалится в борьбе.
И в тот день того пошедшего вразнос года, еще не ведая, какие карты сдаст мне Судьба, я молился за всех нас – за Викрама, за его родных и за всех пленников забвения, – чтобы эта игра не пошла для нас в минус.
Глава 23
Я притормозил на перекрестке перед «Каяни», где была назначена встреча с Лизой. Посмотрел на светофор, сделал пару глубоких вдохов и газанул с разворотом, пугая пешеходов, – однако вполне в бомбейском стиле. Машины на встречке дико виляли, совершая непредсказуемые маневры. Хочешь здесь ездить, умей вертеться, иначе тебе каюк.