Тень и шелк (Под именем Энн Максвелл)

Лоуэлл Элизабет

Джиллеспи метнул на нее быстрый взгляд, в котором слились изумление и одобрение.

Редпас просто кивнула, словно эти слова подтвердили уже высказанное ею мнение. Раскрыв папку, она вытащила еще одну фотографию.

– Скажите, не этот ли шелк Фан показывал вам в день нападения Касатонова?

Дэни разглядывала снимок, изображающий лазурный шелк в стеклянной витрине. Фотография была сделана при ярком искусственном освещении, но даже оно не могло затмить роскоши переплетения шелковых

и золотых нитей.

Витрина была водружена на алтарь, расписанный буддийскими символами и воздвигнутый в комнате с темными каменными стенами. Она напомнила Дэни о келье, в которой ей пришлось провести бесконечные часы до возвращения Шона.

– Шелк на фотографии выглядит очень похожим на тот, что я видела тогда вечером, – наконец произнесла Дэни, – но пока я не увижу его собственными глазами и не потрогаю переплетение, я не могу утверждать наверняка.

– И все-таки это может быть один и тот же фрагмент? – спросила Редпас.

– Вполне. Или же он может оказаться совершенно другим.

Джиллеспи хмыкнул:

– Результат опознания не оправдал надежд.

– Вы предпочли бы услышать от меня ложь?

– Нет, – хором ответили Шон и Джиллеспи.

– Но лучше было бы, если бы вы сообщили, какова вероятность, что этот шелк тот же самый, – добавил Шон.

– Вы видели оригинал? Вот этот кусок шелка в витрине? – спросила Дэни у Шона.

– Да.

– Он был того же цвета, что и шелк на фотографии?

Шон нахмурился.

– Почти, но оригинал был более… пожалуй, ярким. Второго такого оттенка на свете нет.

– Тогда вполне вероятно, что это и есть ткань, виденная мною в Лхасе, – заключила Дэни. Джиллеспи усмехнулся:

– Хорошая новость.

– Разве? – переспросила Дэни. – Краски в конце концов выцветают. Вряд ли этот шелк настолько стар, как утверждают монахи.

– Вы эксперт, вам судить, – пожав плечами, отозвался Джиллеспи. – Но каким бы он ни был, монахи лишились его и хотят получить обратно.

– В холодном сухом воздухе тибетских пустынь вещи сохраняются превосходно, – сообщил Шон.

– Да, но… – начала Дэни.

– За этим шелком ухаживали поколения преданных монахов, – продолжал Шон. – Это средоточие их веры. Этот шелк – такая же святыня для тибетцев, как туринская плащаница для христиан. Это – остаток одеяния самого Будды.

– Я говорю не о религиозном значении шелка, – осторожно возразила Дэни, – а о его вероятном возрасте.

Шон, похоже, хотел что-то возразить, но передумал.

– Я почти ничего не слышала о Лазурной секте, – заметила Дэни, чтобы перевести разговор.

– Ее монахи гораздо более сдержанно относятся к рекламе, чем Желтая секта далай-ламы, – пояснил Шон. – Но Лазурная секта обладает не меньшей властью,

когда речь заходит о преданности жителей Тибета.

– Монахов Лазурной секты, – добавила Редпас, – считают хранителями древних обычаев гор и пустынь, народы которых построили ныне разрушенные города вдоль Великого шелкового пути. Если не ошибаюсь, вы жили среди нескольких племен Тибета?

– Да, – кивнула Дэни.

– Не правда ли, это глубоко верующие люди?

– Чрезвычайно глубоко, – уточнила Дэни. – Их жизнь и религия настолько переплетены, что отнять религию – значит уничтожить их общество.

– Вот именно, – подхватил Шон. – Однако вы пытались купить этот шелк.

– Только чтобы спасти его, – с жаром перебила Дэни. – Я же не знала, что он святыня.

– Тогда, черт возьми, вам следовало быть подальше от…

Редпас резко кашлянула. Шон осекся.

– Буддийский Тибет, – мягко продолжала Редпас, – скорее теократия, нежели государство в западном понимании этого слова.

– Несомненно, среди гор и пустынь жизнью людей управляет религия, – согласилась Дэни.

– Жители городов более осмотрительны в проявлении своих религиозных убеждений, – добавил Шон. – Им приходится бороться за жизнь. И тем не менее они преданные буддисты.

– Такие реликвии, как этот шелк, – орудия государства, – пояснила Редпас. – Это символ национальной гордости, олицетворение политических и религиозных чувств.

– Понимаю, – кивнула Дэни. – Именно поэтому солдаты КНР преследуют людей, ворующих предметы старины.

– За исключением случаев, когда вором оказывается китайское правительство, – уточнил Шон. – Оно прибирает к рукам все буддийские святыни и вывозит их в Пекин «на хранение».

– Вы хотите сказать, что Фан был агентом китайского правительства? – удивилась Дэни.

– Да, мы поняли это, – подтвердил Шон, – и вы, должно быть, тоже.

– Верно.

– Наконец-то, – пробормотал Шон.

– Мистер Кроу! – повысила голос Редпас.

– Умолкаю, босс.

– Вот и хорошо. – Редпас повернулась к Дэни:

– У вас было несколько недель, чтобы поразмыслить о случившемся в Лхасе. Вы не задумывались над тем, почему Фан выбрал именно вас?

– По-моему… – Дэни помедлила в нерешительности. – Думаю, тот, кто передал шелк Фану, хотел убедиться, что шелк не пострадает. Каким-то образом эти люди узнали, что в моих силах сохранить его.

– Любопытно, – пробормотала Редпас. – Следовательно, вы считаете, что вором был вовсе не Фан?

– Совершенно верно, – подтвердила Дэни. – Фан понятия не имел, как обращаться с древним шелком. Если бы эту ткань похитил сам Фан, то мне удалось бы увидеть лишь жалкие обрывки.