Тень и звезда
Шрифт:
Каи посмотрела на Джерарда так, словно теперь он был в ответе за судьбу ребенка.
— Нет, не отправлю, — тихо сказал Джерард.
Большинству присутствующих показалось, что Сэмюел произнес эти слова сдержанно, чуть ли не равнодушно, однако он умел, говоря таким тоном, быть при этом очень убедительным.
Когда принесли второе, Джерард внезапно спросил Каи:
— Вы хотите, чтобы я официально усыновил его?
— Ты? — Возглас Каи сопровождался удивленным взглядом ее матери и недоверчивым ворчанием лорда Эшленда.
— Я подумываю об
Леда посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Она была уверена: Джерард произнес эти слова лишь для того, чтобы угодить леди Каи.
Действительно, при виде энтузиазма Каи напряженное выражение на лице Сэмюела явно сильно смягчилось.
Однако теперь леди Каи нахмурилась:
— Разве для того, чтобы усыновить ребенка, не надо состоять в браке? — недоверчиво спросила она.
Джерард некоторое время молча смотрел на нее.
— Возможно, — наконец сказал он.
Леди Тесс посмотрела сначала на Сэмюела, потом на дочь, затем уткнулась взглядом в тарелку.
— Скажите, как поживают детеныши ягуара? — спросила Леда у мистера Сиднея, чтобы хоть как-то разрядить напряжение.
Однако ответ она почти не слушала. Внезапно Леда поняла, почему мисс Миртл с особым тщанием инструктировала ее по поводу некоторых вещей и так часто говорила о глупости молодых леди.
Увы, кажется, теперь она сама оказалась не в лучшей ситуации: как ни абсурдно это звучало, она определенно влюбилась в мистера Джерарда.
А любовь, говаривала мисс Миртл, — это очень сильный стимулятор для несовершенных умов, поэтому ее лучше поглощать постепенно, маленькими глоточками, как недавно изготовленное Ледой шерри-бренди.
Сэмюел пытался ухаживать за Каи. Он наблюдал за тем, как Хей поддразнивал ее в точности так же, как он сам делал это, когда ей исполнилось семь лет, а он уже был на годы и целые миры старше. Сейчас, став взрослым, Сэмюел чувствовал себя чужаком: он не мог преодолеть плотную живую изгородь на коне, не мог много чего еще. Даже общение с Томми у Хея получалось лучше, чем у него.
Каи по-прежнему избегала Сэмюела, и их отношения оставались такими же теплыми, как прежде. Сэмюел мог говорить с нею, танцевать, давать ей советы. Он описал ей дом, который назвал «Поднимающееся море», и она внимательно слушала его, даже делала какие-то предложения по декору. Однако привычное дружеское чувство, так приятно согревающее его душу, никак не позволяло ему сказать Каи о своей любви.
При этом он не мог угадать намерений Хея. Угроза того, что Каи может полюбить другого мужчину, прежде чем он хотя бы потолкует с ней, приводила Сэмюела в ярость. Он боролся с этим чувством, потому что оно не входило в его намерения и могло лишь ослепить его, заставить отдалиться от людей, которых он любит больше жизни.
Целую неделю Сэмюел избегал мисс Этуаль, хотя про себя он больше ее так не называл. «Она», — вот что вертелось у него в
Леда и Каи теперь постоянно о чем-то шушукались, ходили по дому, склонив друг к другу головы, смеялись и замолкали, как только Сэмюел неожиданно оказывался рядом с ними. Скорее всего дело было в Рождестве, и они готовили подарки всем членам семьи. В доме стоял запах хвои, рождественских венков и английского холода.
Тем не менее Сэмюел не раз замечал, что Каи украдкой посматривает на лорда Хея.
В настоящий момент Хей увлек всех чтением отрывков из книги о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Слушая эту замысловатую историю, Сэмюел вертел в руках фарфоровую собачку и порой украдкой поглядывал на окружающих. Он уже читал эту книгу прежде, и тогда Шерлок Холмс показался ему весьма похожим на Доджуна — сурового и проницательного, чересчур уверенного в своей правоте и самонадеянного в своих выводах.
«Больше вы здесь ничего не узнаете, — говорил литературный герой Шерлок Холмс. — Мой мозг уже вытянул из этой истории все, что можно».
«Концентрация — это интуиция. Интуиция — это действие». Такое действие Сэмюел произвел в чердачной комнате Леды, едва не убив ее своим «киаи» — духовным криком. Сила его нападения была слишком велика, потому что он не мог отделить от нее свой разум. Но даже тогда, нападая на нее, он ее желал. Сэмюел не был таким мастером, как Доджун, не знал себя так же хорошо и поэтому совершал ошибки. Он не мог даже встать сейчас и предложить Каи поцелуй под веткой омелы.
Теперь Сэмюел точно знал: до тех пор пока не повернется лицом к тому, чего боится, все его намерения не более чем дым и мечты.
Огонь догорел, оставив после себя лишь тлеющие угли, которые тихонько потрескивали, освещая оранжевыми огоньками камин. Леда тихо дышала во сне, а это значило, что ее не тревожили кошмары. Здесь она чувствовала себя в безопасности, и это он привел ее сюда.
Сэмюел, как всегда, стоял в самом темном углу комнаты и ждал, ничего не ожидая. Тем не менее он чувствовал каждый изгиб ее тела и отлично помнил, какой была ее кожа на ощупь, когда он прикасался к ней, какими были черты ее лица, когда он взял его в ладони.
Разумеется, ему следовало твердо противостоять всему и избежать этого, но отпустить означало удерживать сильнее. Так учил его Доджун. Голод, который он хотел истребить, слишком сильно проник в его сущность и, по сути, стал им самим.
Сэмюел представил, как лежит рядом с ней, на ней, представил то, что вроде бы и знал и не знал одновременно, хоть и грезил об этом много раз. Подробности интимного процесса до сих пор оставались для него незнакомыми, а спрашивать кого-то он опасался.
Точно так же не мог он поцеловать Каи, не мог прикоснуться к ее губам дразняще, легко, как умел делать Роберт, целуя мисс Голдборо. В грезах и воспоминаниях Сэмюела наряду с острым удовольствием было слишком много боли и отчаяния.