Тень Казановы
Шрифт:
Так тянулось четыре дня. Потом увидел себя в зеркале, под глазами — синяки, лицо серое. Очнулся. «Возьми себя в руки, — сказал, — или лети к ней. Бебиситтером всегда возьмут».
С головой ушел в работу…
Через пару месяцев она сказала, что не может жить без меня и черт с ней, с этой Америкой! Хоть там все и вандефул и бьютифул. У меня не было сил ждать, и я полетел ей навстречу.
Встретил ее в Москве, в Шереметьеве. Она шла мне навстречу так стремительно, что полы ее пальто летели где-то сзади и едва поспевали. Я поймал ее практически на лету, прижал
Весь день гуляли по Арбату держась за руки, ели пиццу в итальянском ресторанчике. В том самом! Уже потеплело, и они выставили столики на улицу. Мы жевали и жили жизнью города. Напротив мальчишка с косичкой душевно терзал гитару. Все, как я и загадывал. Вечером улетели во Владивосток. Домой…
Если вы поверили в такой конец, то я вас обманул. Это мне так снилось каждую ночь.
А прилететь она так и не захотела.
Но звонила часто. И я — ей. Придумали мечту: летом я приеду к ней в гости, она найдет себе замену у бабули, и мы целый месяц проведем в путешествии по Америке. Машину возьмем! И ни на минуту не расстанемся. Тем и жили.
Настало лето, и в одно прекрасное утро я спросил себя: зачем? Мы взрослые люди, у нас нет будущего, только лихорадка. Я позвонил ей и спросил, вроде шутя, сколько ей не хватает денег для ее фиктивного брака. Она подвоха не заметила: да начать и кончить, сказала, четыре с половиной набралось, еще как минимум столько же надо. И вздохнула. За живое, видать, задел. Кип смайл [2] , Безуглов!
Через две недели мне удалось переслать ей с оказией шесть тысяч. Пусть быстрее сбудутся твои мечты, Люба!
2
Улыбайся (англ.).
И в отпуск уехал. С Гришкой. Подальше от телефонов. На месяц.
Говорил же — сентиментальный я.
Больше я о ней ничего не знаю.
Как живешь, Любонька?
ЗНАКОМСТВО
— Кофе, Сергей Викторович?
— Пожалуй.
— Может, с коньяком?
— Почему бы и нет?
Она долго где-то бегала. Как выяснилось позже, искала чашку, искала сахар, искала кофе. Коньяк был.
Так и познакомились — Виктория. Вика, Вичка, Викулькин. Но на тот момент — Виктория. Андреевна, если быть точным. Она была директором большого учреждения, проектного института, как ни странно выжившего с совковских времен и оставшегося при солидных площадях. Я — директором и хозяином частной конторы. Пришел к ней с улицы, снять пару комнат под офис. Сдала. Кофе выпили. С тех пор просто здоровались, когда случайно пересекались у лифта или на стоянке.
Мы здорово пьянствовали тем летом. То клиент хороший, то просто друзья набежали. Лето было удивительное. Теплое. Солнце с утра. Какая работа?
Строили помаленьку, торговали всем подряд. Однажды завез ей домой коробку памперсов для дочки. Просто потому, что завалялись. Она засмеялась и сказала: «Я тебя люблю». В шутку… Всю ночь вертелся. Не спалось.
Вадим, кажется, как-то предложил пригласить
Нашел себя на Шаморе — мы стоим с ней прямо в море, по щиколотку в воде, держимся за руки. Она рассказывает, как размножаются ракушки. До сих пор не вспомню как. Зачем-то поцеловала меня. В щеку. Я попросил: еще. Поцеловала еще.
Протрезвел. Отвез ее домой. Чинно. У нее — совсем маленькая дочь и сын Васька. Муж благополучно отчалил в Америку-разлучницу. По первости прислал пару романтических писем про благодатную страну. Потом потерялся, как водится. А у меня на тот момент — роман с длинноногой козой. Каждый при своих, в общем.
На следующий день нашел под «дворниками» машины бумажку. На ней — смеющееся сердце, пронзенное пушистой стрелой. Позвонил ей, сказал, мол, хорошо рисуешь, а она вдруг растерялась — как догадался-то? Да вот так. Сам такой…
Потом черт какой-то понес меня в Находку. Ей, оказалось, туда же надо. В филиал, бумажки завезти. Больше некому, конечно…
Сговорились, сели с утра пораньше и подались. Быстро как-то все дела переделали, назад — в самый зной, в полдень. А спешить вроде и некуда. Остановились в бухте по пути. Жарко! У моря — четыре калеки. Взяли перекусить, искупались. Вода как стекло, чистая, теплая. Но купались каждый сам по себе. Слопали по шашлыку, разлеглись на полотенцах. Подтянулся и поцеловал ее. Невинно. По-братски. Как старшую сестру. И все.
Сели в машину, поехали. Я — за рулем, рубаха расстегнута, мужественный профиль с обгорелым носом. На ее месте уже спекся бы. Нет, положила руку мне на плечо, пощекотала затылок. Заерзал. И опять на этом все. Тяжелый случай.
Довез до дому.
— Пока?
— Пока-пока. До завтра.
Не дал ей выйти из машины, развернулся, помчался обратно из города, к морю.
Молчала. По радио голосили: «Я гото-ов целовать песок, по которому ты ходи-ила!»
Взялся подпевать. Посмотрела на меня, сказала спокойно:
— Отвези домой. У меня там дети с бабушкой заждались… Поздно уже.
Правильная ты моя! У меня тоже, между прочим, сын есть. И жена. Бывшая, правда. И коза длинноногая. Вот! Завелся с полоборота, брякнул:
— Когда-нибудь ты захочешь, чтобы мы проехали поворот к твоему дому, а я сверну!
Умно, конечно, сказал. Ни дать ни взять.
Промолчала в ответ. Слава богу!
Привез. Попрощались как ни в чем не бывало. По дороге купил бутылку водки. Приехал домой и пить не стал. Ждал, что она позвонит. Из-под подушки какой-нибудь.
Но нет — тишина. Лег. Длинноногая коза утешила по-своему. Кое-как уснул.
Так и жили. Время шло. С чего, не знаю, пригласил ее вечером на чай к себе домой. Она и согласилась. С козой на тот момент расстался. Жил один. Сиротливо. Купил пару рулетов и бутылку «Пол Масона». Долго распинался, какое вкусное вино. Как выяснилось позже, все эти вина ей до лампочки. Не пьет.
Стемнело. Я зачем-то надел плащ и подошел к ней. Она засмеялась, расстегнула пуговицу на плаще, и он свалился с меня. А под ним ничего и не было. Аполлон!