Тень «Курска» или Правды не узнает никто

Переяслов Николай Владимирович

Чувствуя, как после непривычного металлического шлема у меня немного кружится голова, я выискал глазами свободное место и опустился на диван.

Лениво смежив веки, рыжеволосый разглядывал откуда-то появившийся в его руке бокал с красным вином и, словно нехотя, продолжал:

…Море внешне безжизненно, но онополно чудовищной жизни, которую не данопостичь, пока не пойдешь на дно.Что порой подтверждается сетью, тралом.Либо — пляской волн, отражающих как бы в вяломзеркале творящееся под одеялом. Находясь

на поверхности, человек может быстро плыть.Под водою, однако, он умеряет прыть.Внезапно он хочет пить.Там, под водой, с пересохшей глоткой,жизнь представляется вдруг короткой.Под водой человек может быть лишь подводной лодкой.Изо рта вырываются пузыри.В глазах возникает эквивалент зари.В ушах раздается некий бесстрастный голос, считающий: раз, два, три…

— …Пульс в норме. Я думаю, скоро он придет в себя.

— Скорее бы, доктор… А то каперанг на меня смотрит, как на убийцу.

— Не волнуйся, все будет хорошо. У него, конечно, есть небольшой пролом в верху левой лобной кости черепа, но непосредственной опасности для жизни это не представляет. Еще немного полежит, и очнется. Так что иди, занимайся делами.

— Ладно, я потом ещё загляну…

«…Дорогая Бланш, пишу тебе, сидя внутри гигантского осьминога.Чудо, но письменные принадлежности и твоя фотокарточка уцелели.Сыро и душно. Тем не менее, не одиноко:рядом два дикаря, и оба играют на укалеле.Главное, что темно. Когда напрягаю зрение,различаю какие-то арки и своды. Сильно звенит в ушах.Постараюсь исследовать систему пищеварения.Это — единственный путь к свободе. Целую. Твой Жак». «Вероятно, так было в утробе… Но спасибо и за осьминога.Ибо мог бы просто пойти на дно, либо — попасть к акуле.Все ещё в поисках. Дикари, увы, не подмога:о чем я их не спрошу, слышу странное «хули-хули».Вокруг бесконечные, скользкие, вьющиеся туннели.Какая-то загадочная, переплетающаяся система.Вероятно, я брежу, но вчера на панелимне попался некто, назвавшийся капитаном Немо».«Снова Немо. Пригласил меня в гости. Япошел. Говорит, что он вырастил этого осьминогакак протест против общества. Раньше была семья,но жена и т. д. И ему ничего иногоне осталось. Говорит, что мир потонул во зле.Осьминог (сокращенно — Ося) карает жестокосердьеи гордыню, воцарившиеся на земле.Обещал, что если останусь, то обрету бессмертье». «Вторник. Ужинали у Немо. Были вино, икра(с «Принца» и с «Витязя»). Дикари подавали, скалязубы. Обсуждали начатую вчератему бессмертья, «Мысли» Паскаля, последнюю вещь в «Ля Скала».Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон — осьминог.Немо с его бородой и с глазами голубыми, как у младенца.Сердце сжимается, как подумаешь, как он тут одинок…»

(Здесь обрываются письма к Бланш Деларю от лейтенанта Бенца.)

…Я

осторожно повертел головой из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть убранство каюты и её обитателей. Но очертания почему-то двоились в глазах, картины на стенах казались неясными цветовыми кляксами, фигуры присутствующих сливались в причудливые гибриды, и только обрамленное с боков огненно рыжими волосами лицо поэта Уродского продолжало шевелить четко прорисованными, саркастически кривящимися губами:

…Когда корабль не приходит в определенный портни в назначенный срок, ни позже,Директор Компании произносит: «Черт»,Адмиралтейство: «Боже». Оба не правы. Но откуда им знать о том,что приключилось. Ведь не допросишь чайку,ни акулу с её набитым ртом,не направишь овчаркупо следу. И какие вообще следыв океане? Все это — сущийбред. Еще одно торжество водыв состязании с сушей.В океане всё происходит вдруг.Но потом ещё долго волна теребит скитальцев:доски, обломки мачты, спасательный круг;всё — без отпечатков пальцев. И потом наступает осень, за ней — зима.Сильнее дует сирокко. Лучшего адвокатамолчаливые волны могут свести с умакрасотою заката.И становится ясно, что нечего вопрошатьни посредством горла, ни с помощью радиозондасинюю рябь, продолжающую улучшатьлинию горизонта.Что-то мелькает в газетах, толкующих так и сякфакты, которых, собственно, кот наплакал.Женщина в чем-то коричневом хватается за косяки оседает на пол. Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод.Вдалеке на волне покачивается какой-тобезымянный предмет. И колокол глухо бьетв помещении Ллойда…

— Что это он опять говорит? Какого Ллойда? — снова отвлек меня от следования за текстом поэмы уже знакомый мне голос и, с усилием открыв глаза, я увидел высоко над собой круглолицего человека в светло-синей морской униформе с нашивками капитана 1-го ранга.

— Английская страховая компания «Ллойд», ежегодно издающая списки судов морского торгового флота всех стран с указанием порта приписки, — пояснил откуда-то сбоку невидимый мне собеседник и, с трудом повернув голову, я увидел человека в белом халате. — Ну, вот он и открыл глаза! — с облегчением произнес доктор и, повернувшись к капитану, победно произнес: — Что я вам говорил? А?

— Слава Богу! — с облегчением вздохнул тот и благодарно тронул доктора за плечо. — Спасибо, Алексей Борисович. Теперь я могу спокойно заниматься своим делом… Пойду сообщу эту новость Колесникову, а то он, бедный, испереживался весь…

Он с довольным выражением лица вышел за двери, и мы остались в каюте вдвоем с доктором.

— Все идет просто замечательно, — скорее сам себе, чем мне, говорил моложавый корабельный врач, набирая в шприц какой-то бесцветной жидкости. — Теперь я вас быстро поставлю на ноги. Но для начала надо хорошо поспать. Так что мы сделаем один небольшой укольчик, — и я почувствовал, как с комариным укусом в мое предплечье вонзилась тонкая игла шприца и вслед за этим меня окутал долгий умиротворяющий, как волшебная сказка, сон…