Тень Лучезарного
Шрифт:
– Вот ведь как, – скорчил постную гримасу великан. – Вроде бы радоваться должен, на меня могут положиться, а вот сердечную ломоту не обещают. Я, конечно, и так не хотел бы, чтобы из-за меня что-то у кого-то болело…
– Ладно, – остановила разглагольствования великана Кама, положив ладонь на его огромный кулачище. – Времени мало на разговоры. Послушай главное, Касасам. Помнишь, мы были у твоего знакомого южнее Иалпиргаха. Там, где расстались?
– Ты о Кривом сейчас говоришь? – нахмурился Касасам. – Помню. Светлая ему память. Редкой вредности был человек, но вредность – это как скорлупа
– Для вида и для защиты, – согласилась Кама. – Мы купили у него четыре горшка, внутри которых оказалось заключено то ли хитрое колдовство, то ли изощренное ремесленное умение. Они нас выручили, эти горшки. Могут выручить и еще раз. А могут принести беду. Кривой сказал, что их делали лучшие атерские колдуны.
– Лучшие или не лучшие, не знаю, – нахмурился Касасам, – но ходил Кривой за этими горшками куда-то к озеру Зумви. Я бы туда теперь не сунулся. Да и далеко это. Очень далеко. Даже для Кривого было далеко, а уж для нас теперь…
– Два горшка сохранилось у нас после того похода, – прошептала Кама. – Но они остались у Эсоксы, и что с нею, я не знаю. Син сказал, что это ремесло не удалось захватить Храму Света. Более того, мастер, который творил подобную ворожбу, должен быть в Лаписе. Возможно, он остался всего один.
– Понятно, – кивнул Касасам. – Думаю, разыщем мы его. Хотя и непросто будет. Об этом, я так понимаю, знать никому не следует? Найдем. Я всех мудрецов знаю, так что… Но ты ведь не только это хотела сказать?
– Да, – понизила голос Кама, – твоя сложность этим мастером не исчерпывается. Есть еще кое-что. И здесь тебе потребуется вся твоя осторожность. Не только мы будем его искать.
– А кто же еще? – насторожился Касасам.
– Кто-то из Эрсет, – ответила Кама. – Или же из нынешнего Ардууса. Надо удвоить, утроить осторожность.
– Удесятерим! – пообещал Касасам.
– Если они есть, они будут следить за мной, – прищурилась Кама.
– Значит, и я буду следить за тобой, – улыбнулся Касасам.
– Вот и славно, – поднялась Кама и, как и в детстве поклонившись трактирщику, вышла на улицу.
…И вот теперь она шла, ведя коня в поводу, через огромную толпу людей, все так же узнавая сотни знакомых, называя их имена и кивая всем прочим. Гул сопровождал ее, хотя большая часть любопытствующих видела не долгожданную принцессу, а только ее спутника, что возвышался над толпой на две головы, и это добавляло в людской говор изрядную толику раздражения, видно, многие помнили великана свея, какое-то время властвовавшего в замке шесть лет назад. Поэтому еще не миновав и половину толпы, Орс довольно громко объявил:
– Араман я, араман! Не свей! Охранник вашей драгоценности! И ничего больше! Ничего и никогда, да продлятся годы ее высочества на благо всего королевства и всех его подданных. А вы хотели, чтобы ее охранял какой-нибудь маленький и голодный атер? Может быть, кто-нибудь из вас? Готов схватиться на поясах с каждым! Или даже сразу с двумя!
То, что голос подал охранник, само по себе вызвало в толпе оторопь и осторожные улыбки, а уж когда великан показал всем язык, а также подергал себя за уши, да еще предложил схватку с любым, кто захочет на его место, по толпе прокатился
Тишина воцарилась мгновенно, едва Кама начала подниматься на площадку перед сторожевой башней. Орс, поймав лошадь принцессы под уздцы, замер внизу и даже как будто уменьшился ростом. Стоящие у башни Дивинус и Процелла двинулись Каме навстречу, присели на одно колено, и он, и она склонили головы. Она поднималась к ним, чувствуя спиной тысячи глаз. Подошла, тоже опустилась на одно колено и под дружный выдох толпы обняла двоюродных брата и сестру. Затем заставила их встать, обняла еще раз, развернулась, шагнула к краю площадки, ближе к устремленным на нее охваченным тревогой лицам, опустилась на одно колено уже перед людьми и склонила голову. Восторженный рев прокатился по толпе:
– Кама! Кама! Кама!
Третий ярус замка был пуст. Печи в нем топились, но вряд ли кто поднимался наверх кроме слуг. Даже покои Дивинуса и Процеллы находились ниже. Кама медленно прошлась по главному коридору, но не стала заходить ни в один из покоев, зашла только к себе. Орс остался за дверью. Кама щелкнула пальцами, привычно зажигая лампы. Оглянулась. Ничего как будто не изменилось, разве только исчезли безделушки, которые она приносила и раскладывала в нишах. Нет диковинных камней, раковин, высохших костей какого-то чудного зверья, свитков. Нет корзины, в которую она опускала мечи. Нет ее одежды. Зато широкая постель на месте, подбитые войлоком скамейки, сундуки. Кама посмотрела на охваченное вечерним сумраком высокое окно и вышла в коридор.
– Наверх? – спросил Орс. – Процелла сказала, что покои короля и королевы тоже содержатся в порядке. Но там топят меньше.
– Нет, – мотнула головой Кама. – Пошли на внешнюю галерею. Ви ждет меня там.
Девушка стояла у зубцов обрамления средней стены, опоясывающей здание замка чуть ниже третьего яруса. Такая же стена, в которой были прорезаны бойницы-окна покоев детей короля, а также его братьев и сестер, поднималась к четвертому ярусу, выше его были только шпили и башни.
– Вот здесь, – поклонилась принцессе Ви. – Мать-королева погибла, ударившись головой об этот зубец.
– Процелла сказала, что она упала с верхнего яруса, – нахмурилась Кама.
– Ее сбросили, – покачала головой Ви.
– Но Патина, моя тетка, свидетельствовала об этом, – стиснула зубы Кама.
– Ваше Высочество, вам нужна правда? – спросила Ви.
– Только правда, – кивнула Кама.
– Она ведь была младше вашего отца на три года? – прошептала Ви и бросила взгляд на Орса, который замер в паре десятков шагов. – Ни одного плохого слова я не скажу Вашему Высочеству о Патине Тотум, я слышала, что она тоже умерла страшной смертью, но тут, в Лаписе, недолго, наверное, она была счастлива. Наконец стала счастлива, дожив до пятидесяти лет.