Тень мачехи. Том 2
Шрифт:
– А ведь перед продажей аудит нужен, да? – с невинным видом спросил Василенко. – Это ведь будут складские остатки считать… которых по бухгалтерии в разы больше, чем в реале. Документацию проверять… Задавать неудобные вопросы… Ай-яй-яй, как печально! И, кстати, я от хорошего человека слышал, что налоговики какую-то проверку затевают. Как назло, по медучреждениям – знаешь, все эти стоматологи частные, глазники… И аптеки, говорят, тоже.
Макс почувствовал, как немеет под левой лопаткой. Страх пополз по телу, как омерзительная сороконожка – холодная,
– Да я тебя не тороплю! – со лживой заботой сказал Олег. И добавил своё любимое: – Подумай… до завтра.
Демидов со всей силы грохнул за собой дверью, надеясь, что какой-нибудь из африканских идолов рухнет на Василенко и вонзит ему в жопу копьё. Выскочил из подъезда, рывком открыл дверцу своей машины и полез в бардачок – там лежала плоская фляжка с виски. Сделал жадный глоток: похрен, что за рулём, хуже не будет – некуда… Его приперли к стенке, не отдаст аптеки добром – посадят, а бизнес всё равно отожмут. И не будет у него ни бабла, ни Алёны, ни даже Таньки – чтобы в тюрьму передачки носить. Эх, Танька! Как, как получить у нее доверенность?..
Он ничего не мог придумать.
Сдавая задом, Демидов едва не снёс скамейку, растопырившую кованые ноги у подъезда Василенко. Длинно выматерился, услышав звук удара – похоже, бампер завалил. Да и плевать! На всё теперь плевать…
«Поеду к Танюхе, поговорю, – подумал он. – Может, удастся убедить ее сделать доверенность на продажу фирмы».
А тоска бродила, разбухала внутри, как ком сырого теста. И он уже не знал, что лучше: бороться до последнего, ловчить, изворачиваться, врать… или признаться ей во всех грехах? Потому что пусть его лучше судит Танюха: с высоты своего великодушия и порядочности… которую он всегда принимал за лоховство.
«А что я скажу, когда спросит, зачем воровал? – остановил себя Макс. И мысль о раскаянии умерла, едва родившись. – Ничего… совру что-нибудь… придумаю, что».
Он дал по газам, направляясь в коттеджный поселок – к дому, где жила его почти уже бывшая жена. Светофоры, как сговорившись, показывали красный – и эти задержки лишь разжигали его злость. Но Макс старался погасить её, потому что иначе разговора не получится.
Дверной звонок не работал: наверное, опять отошёл провод. Демидов забарабанил в дверь, отметив краем сознания: вот что значит, когда в доме нет мужских рук – электрику баба не починит. Татьяна открыла ему, вытирая руки о зеленый фартук – видно, возилась на кухне, да и духмяный запах котлет был тому подтверждением.
– Тань, привет, я проговорить пришёл, – ответил Макс на её удивленный взгляд. – Для аптек покупатель появился.
Татьяна отступила, пропуская его в дом. Из гостиной послышался чей-то голос: вроде женщина, не разобрать. Шагнув в прихожую, Макс вытянул шею, прислушиваясь – и едва не грохнулся:
Татьяна тоже увидела её, вздохнула и, обернувшись, крикнула в гостиную:
– Паша! Подойди, пожалуйста!
«Что еще за Паша?» – напрягся Макс. А из комнаты выбежал белобрысый пацан лет девяти и замер, настороженно глядя на него серыми глазищами.
– Павлик, вот посмотри, что бывает, когда игрушки на место не кладёшь, – ласково сказала Татьяна, указывая на сломанную машинку. Увидев её, пацан свел брови и скривил губы, будто собирался зареветь – но сдержался, молча поднял игрушку и прижал к груди. Сказал, виновато понурившись:
– Простите, тётя Таня, я забыл… – а потом снова зыркнул на Макса, уже с обидой – понял, кто раздавил его игрушку.
– Это дядя Максим, – помявшись, сказала Таня. – Он мой муж, но живет отдельно.
– Здравствуйте, – уныло сказал парнишка. Демидов почувствовал, что не понравился ему. А вслух сказал, пытаясь быть поласковее:
– Здравствуй, Паша. Ты откуда такой взялся?
– Я… Мне тётя Таня разрешила здесь пожить! – ответил Павлик, будто защищаясь. И переступил, двинулся ближе к Татьяне – а она обняла его за плечи и сказала:
– Не бойся, дядя Максим скоро пойдет к себе домой.
Эти слова задели его самолюбие: жена будто специально напоминала, что ему здесь не место. В доме, к которому он так привык за последние годы! Значит, теперь его место занял какой-то мальчишка?
Макс наклонился, расшнуровывая ботинки. Делал это медленно, чтобы заставить себя успокоиться. Повесил куртку на крючок – кстати, вот этот гарнитур для прихожей сам собирал! – и прошел за Татьяной на кухню. Она прикрыла дверь, и, выключив газ под сковородкой, спросила:
– Чай, кофе?
– Сделай кофе, пожалуйста.
Глядя, как она насыпает зёрна и ставит кружку под носик кофе-машины, он всё думал о мальчике. Какая-то смутная идея брезжила в его сознании, но он никак не мог ухватить ее, приблизить – и рассмотреть в деталях. Только понимал, что она как-то связана с этим мальчиком. И спросил, сам не зная, для чего:
– Вот этот пацан был в больнице?
– Да, – коротко ответила Таня, нажала на кнопку и кофе-машина загремела, перемалывая зерна.
– Значит, ты его всё-таки забрала? – спросил Демидов, дождавшись тишины. – На него документы об усыновлении оформляешь?
Татьяна вздохнула, прислонилась к посудному шкафу, дожидаясь, пока ароматный напиток наполнит чашку. Поставила её перед Максом, и, поколебавшись, сделала кофе для себя. Села за стол, помешивая ложечкой в чашке.
– Знаешь, это долгая история, – наконец, сказала она.
– А ты расскажи, – попросил Макс. Его голос стал ласково-вкрадчивым, а внутри всё крепло чувство, что выход почти найден.