Тень мечей
Шрифт:
Маймонид оттеснил охранников за дверь, на секунду замешкался в поисках своей кожаной медицинской сумки, но один из братьев, тот, что повыше, зловеще покачал головой: сегодня она не понадобится. Раввин почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Неужели султан уже мертв? А его, Маймонида, вызывают просто для того, чтобы констатировать смерть Саладина? Как бы глупо это ни звучало, но старому лекарю никогда не приходило в голову, что султан может умереть. Саладин так много лет был неотъемлемой частью жизни раввина, что он на самом деле не мог представить, что его друга не станет. Уж скорее он поверит в то, что завтра не взойдет солнце.
Охранники вывели врача на улицу, где их уже терпеливо поджидали два черных
Город, казалось, вымер: ни одного лучика света, лишь мерцающие над головой звезды. Братья выбрали странный и запутанный маршрут через базар и христианский квартал, как будто пытались запутать любого, кто захотел бы следовать за ними. От этого открытия Маймониду и вовсе стало не по себе.
Но вскоре они оказались под темными дворцовыми сводами, где горели редкие свечи, отбрасывая причудливые зловещие тени. Маймонид заставил себя успокоиться и прихрамывая преодолел последние несколько ступеней, отделявших его от ворот зала, где Саладин вершил правосудие. Охранник повыше, по имени Хаким, высокомерно взглянул на старика, который тяжело дышал и отдувался после такой короткой поездки, и распахнул массивные серебряные двери в зал. Маймонид недоверчиво прищурился, войдя внутрь. Сейчас он уже полностью проснулся, и в голове опять заметались мысли. В чем, собственно, дело? Что ждет его здесь?
В центре зала собралась небольшая группа родственников и главных советников султана, а сам Саладин с напряженным видом восседал на троне. Над присутствующими возвышался аль-Адиль, лицо которого, и без того угрюмое, было мрачнее тучи. Возле него стоял кади аль-Фадиль, на котором сейчас вместо его обычного наряда, расшитого золотом, была неброская коричневая одежда. Главный министр выглядел так, как будто его вытащили прямо из постели, что, учитывая ранний час и собственный опыт раввина, было недалеко от истины. Рядом с ним стоял постоянно печальный Гёкбёри, выдающийся египетский военачальник, чьим проискам Саладин обязан относительно бескровному низвержению династии Фатимидов в Каире.
А бок о бок с Гёкбёри стоял человек, которого Маймонид совершенно не ожидал увидеть в Иерусалиме: легендарный племянник Саладина, сын покойного брата, султана Найма, вернувшийся после решающего сражения с крестоносцами при Акре. Поговаривали, что Таки-ад-дин, удивительно красивый, с редкой «козлиной» бородкой, вобрал в себя лучшие черты обоих сыновей Айюба. Своей удалью во время сражений и презрительным отношением к смерти он был под стать храброму аль-Адилю, но в то же время в делах государственных проявлял сдержанность и дипломатичность Саладина. Многие при дворе полагали, что султан обделит собственных юных сыновей, аль-Афдаля и аз-Захира, и передаст султанат Таки-ад-дину, поэтому придворные старались не попадать к нему в немилость. Воин же, в свою очередь, не делал секрета из собственных честолюбивых планов. В течение нескольких месяцев он обсуждал с Саладином военную операцию под его началом по завоеванию земель к западу от Египта, которая приведет султанов династии Альмохадов в Магрибе [60] под знамена Айюбидов. Но известие о нависшем вторжении крестоносцев перечеркнуло эти планы, и Таки-ад-дин со своими семьюстами лучшими воинами был откомандирован удерживать цитадель в Акре. Он являлся первой линией обороны мусульман на пути у вновь прибывших орд европейцев, и лишь дело первостепенной
60
Название, данное средневековыми арабскими географами и историками странам, расположенным к западу от Египта (Мавритания, Западная Сахара, Марокко, Алжир, Тунис, Ливия). В средние века в понятие Магриб включались также мусульманская Испания (Андалусия) и другие владения бывшего Арабского халифата в западной части Средиземного моря (Балеарские острова, Сардиния, Сицилия).
Когда Маймонид вошел в слабо освещенный зал, он увидел, как двое мужчин в темных одеждах, с лицами, скрытыми капюшонами, повернулись в его сторону. При виде приближающегося лекаря мужчины откинули капюшоны, и Маймонид открыл рот от удивления. Это был молодой крестоносец Уильям Тюдор, который всего несколько дней назад приезжал от имени короля Ричарда. Рядом с ним стоял йеменец с курчавыми волосами и золотыми серьгами. Раб явно выполнял для рыцаря роль переводчика. Раввин, заметив, что все взоры устремлены на него, поклонился султану. У него появилось отчетливое ощущение, что эта тайная встреча с врагом имеет к нему самое непосредственное отношение. Он неуверенно взглянул на султана. Саладин едва заметно улыбнулся и повернулся к крестоносцу.
— Ваши собратья знают, что вы здесь? — по-арабски спросил Саладин, тщательно взвешивая каждое слово и не сводя глаз с лица Уильяма, которое в мерцающем свете факела казалось особенно мрачным.
— Только те, кому я доверяю, — по-французски ответил Уильям после того, как раб перевел ему вопрос султана. Саладин терпеливо ждал, пока йеменец переведет ответ своего господина для остальных придворных, хотя и сам султан, и его советник-раввин поняли слова рыцаря.
— Насколько он плох? — спросил Саладин, бросив взгляд на Маймонида.
— Еще дышит, но глаз не открывает, — ответил Уильям после минутного колебания. До Маймонида начала доходить правда. Ричард Львиное Сердце болен, скорее всего, сыпным тифом, который свирепствовал в лагере франков.
Аль-Адиль высокомерно засмеялся.
— Похоже, нам не придется добивать этого Льва, сам Аллах занялся им, — глумился он над стоящим с каменным лицом Уильямом. — Я так полагаю, что ты приехал, чтобы договориться о сдаче жалкой банды ваших наемников на милость нашему султану?
Маймонид увидел, как еще до того, как Уильям услышал перевод, его глаза вспыхнули. Тон аль-Адиля говорил красноречивее слов. Но прежде чем Уильям смог что-то опрометчиво возразить в ответ этому злому гиганту, вперед вышел Таки-ад-дин.
— Сэр Уильям прибыл ко мне в Акру под белым флагом, — четко произнес молодой воин, в голосе которого звучала сталь. — Он находится под моей защитой, дядя, и я не позволю, чтобы ему оказывалось неуважение.
Аль-Адиль ощетинился, но поймал предостерегающий взгляд брата. Подобно неистовому быку, который неохотно смиряется со своим заточением в загоне, аль-Адиль отступил, бормоча под нос проклятия на головы франков. Когда напряжение немного спало, Уильям глубоко вздохнул и взглянул на султана.
— У меня нет полномочий заключать какое бы то ни было перемирие между нашими народами, — признался он. — Я приехал сюда не как враг, а как рыцарь, который вверяет себя в руки великого султана.
Такого никто не ожидал. Маймонид заметил, какими недоверчивыми взглядами обменялись придворные и с какой подозрительностью уставился на Уильяма рыжебородый аль-Адиль. Один Саладин казался невозмутимым. Он откинулся назад, скрестив перед собой пальцы, как часто делал, прежде чем разрешить сложный вопрос. После продолжительного молчания, нарушаемого лишь жужжанием комаров, Саладин с ничего не выражающим лицом обратился к рыцарю: