Тень мечей
Шрифт:
Уильям успокаивающе коснулся плеча раввина, а затем улыбнулся Мириам. Бушевавшая ярость ушла, теперь рыцарь выглядел измученным и опустошенным.
— Прошу меня простить за бестактность, — извинился он. Халиль перевел.
Маймонид засмеялся, и от этого низкого, хриплого смеха у Мириам отлегло от сердца. Пока он в состоянии от души смеяться, она чувствует себя в безопасности даже в логове скорпионов.
— Не бойся, — по-французски ответил Уильяму раввин. — Репутация подлеца Конрада бежит впереди него.
Мириам шагнула к ложу умирающего короля. Пощупала его лоб. Ее рука словно коснулась тлеющих углей.
— Он
Пораженный Уильям уставился на Мириам: значит, иудейка понимала каждое слово, которое он произнес за последние четыре дня. Девушка заметила, как осклабился Халиль, — этот, похоже, ничуть не удивился.
Но, несмотря на свое недавнее поведение, франк был хорошо воспитан. Он и слова не сказал о том, что она поступила некрасиво, утаив, что понимает по-французски.
— Его можно спасти? — обратился он к ней на своем родном языке.
— Иудеи и мусульмане называют моего дядю чудотворцем.
Маймонид посмотрел на племянницу. В его взгляде сквозили гордость и смущение отца, которому польстила безоговорочная преданность отпрыска.
— Бог творит чудеса, а не я, — ответил он. — Если на то будет воля Божья, сэр Уильям, ваш король вернется к жизни. — И более грустно добавил: — Но если он решит забрать эту жизнь — на то Его воля.
Маймонид поднял небольшую деревянную чашу, которую взял вместо разбитой колбы. Налил туда воды и стал смешивать травы и капли тонизирующего средства — черного по цвету и сладкого на вкус.
Мириам вытерла лоб Ричарда влажным полотенцем. Сама не понимая зачем, она наклонилась и прошептала на ухо находящемуся без сознания Ричарду:
— Только не оставляйте нас, ваше величество.
Глава 29
ВИДЕНИЕ
Ричард Львиное Сердце стоял в самом сердце Иерусалима как завоеватель. Перед ним простирались горящие руины некогда величественной мечети «Купол скалы», золотой купол которой теперь был разбит. Густой черный дым вырывался из разрушенного языческого храма и вздымался к багровому небу.
Ричард шагнул вперед и стал разглядывать праведное разрушение, вызванное им самим. Небо, по которому плыли волнистые облака, прорезали вспышки молний, чтобы затем устремиться к земле, карая безбожников.
Шагнув вперед, он услышал ужасный треск под ногами и посмотрел вниз. Каменное основание, на котором некогда возвышалась языческая мечеть, теперь устилали тела, и он ступил на выставленные на всеобщее обозрение человеческие кости. Невозможно было определить, кому они принадлежали, другу или недругу, поскольку тело и одежда несчастного уже давно сгорели, а от обугленных останков исходило омерзительное зловоние обгоревшей плоти. Ричард попытался обойти другие тела, но у него ничего не получилось: вся земля была усеяна оторванными руками, ногами, головами, телами.
И это сделал он. В глубине души Ричард знал, что все эти люди умерли из-за него. Их жизни стали ценой победы, расплатой за выдающееся наследие Ричарда. Однако мысли о победе не могли заполнить ужасную пустоту, которая поселилась в его сердце. Он и раньше видел убитых, распластанных на поле битвы людей, видел окровавленные трупы в пропитанной мочой одежде. Но он никогда не чувствовал
Ричард повернулся, не обращая внимания на хруст обезображенных трупов под ногами, и взглянул на Иерусалим с горы Сион, но ничего не увидел. Город скрывала стена огня и едкого дыма. Повсюду метались клубы разрушения, словно вокруг Ричарда кружился мрачный вихрь. Ричарду чудилось, что в этих черных клубах дыма он видит лица людей. Лица проклятых, чьи души он предал забвению в тщетной погоне за наивысшей властью. Поднялся ветер, и ему показалось, что он слышит голоса, которые манили его, призывая присоединиться к ним в преисподней. Клубы разрушения вздымались, окутывали его, треск горящего дерева и грохот падающих камней перерастали в крики отчаяния и неистовства.
Ричард стоял, молча наблюдая за истинной природой своих деяний. Он был центром бури. И он был один.
— Я предупреждал тебя, что это безумие, — раздался за спиной пугающий голос, который нарушил его одиночество.
Ричард знал, кому он принадлежит. Ему не нужно было даже оборачиваться. При одной мысли о том, что он опять увидит обладателя этого ненавистного голоса, в котором, как обычно, слышались укор и недовольство, ему стало не по себе. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Пожалуйста, только не это.
Но сила, приведшая его сюда, не знала пощады. Ричард почувствовал, как против воли оборачивается и оказывается лицом к лицу с человеком, которого любил и ненавидел больше всех.
У него за спиной стоял король Генрих, облаченный в серые траурные одежды. И на его лице Ричард увидел то, что потрясло его больше, чем все разрушения, происходившие у него на глазах.
По щекам Генриха текли слезы.
— Ты хотел, чтобы я закалился в боях, — каким-то чудом, помимо воли заговорил Ричард. Создавалось впечатление, что он лишь сторонний наблюдатель, а его голосом говорит совершенно другой человек.
Генрих покачал головой. В заплаканных глазах старика таилась печаль. Ричарду хотелось отвернуться, но его ноги словно приросли к земле, а тело, казалось, заковали в бронзу.
— Настоящий мужчина сам выбирает себе битву, — неестественно звенящим голосом, как будто молот кузнеца ударил по лезвию меча, ответил Генрих. — Он не позволяет битве выбирать его.
— Я спасу Святую землю, — заявил Ричард, но его собственный голос прозвучал слишком глухо, словно голос ребенка, которого поймали на очевидном вранье, но который упорно отказывается признаться. Даже самому себе.