Тень мечей
Шрифт:
Когда разношерстная компания путешественников, состоящая из арабов, франков и евреев, готовилась отправиться в одну из самых судьбоносных операций нависшей войны, Таки-ад-дин велел облачиться им в крестьянские одежды, чтобы скрыть, кто они есть. К тому же он потребовал, чтобы Мириам надела паранджу. Девушка уже хотела было возразить, но по глазам дяди поняла, что в этом вопросе он ей не союзник. Недовольно ворча себе под нос, она снесла оскорбление и закрыла нижнюю часть лица темным платком.
Всадники покинули Иерусалим через северные ворота. Первыми скакали Таки-ад-дин и Уильям (темнокожий переводчик не отставал от своего рыцаря), за ними ехали Мириам и Маймонид, шествие замыкали близнецы-телохранители султана.
Поездка в Акру обычно занимает три дня, но Таки-ад-дин настоял
Однажды Мириам пожаловалась дяде на чрезмерную предосторожность, но раввин призвал ее к терпению — армии готовятся к войне и никто не знает, когда франки пошлют свои войска в разведку на мусульманскую территорию. Он напомнил ей, что, несмотря на последние сведения, Ричард Львиное Сердце уже мог умереть и его обезглавленная тысячная армия головорезов бросилась грабить и мародерствовать на их земле. От этого предположения становилось не по себе.
Но поездка прошла без особых происшествий. Мириам целыми днями внимательно прислушивалась к разговорам, которые вели Таки-ад-дин и Уильям. Большей частью они рассказывали о культуре собственных стран, но оба усердно избегали информации, которая бы могла дать тактическое преимущество противнику, — на тот случай, если их страны развяжут войну. Мириам поняла, что эти разговоры напоминают состязание в хвастовстве, как обычно случается между мужчинами: каждый солдат готов до бесконечности превозносить собственные подвиги и доблесть своего народа. Но Мириам была знатоком языка тела и читала между строк, поэтому сосредоточилась не на том, что было сказано, а на том, что помогало понять характер человека: она анализировала интонацию, с какой они говорили, и их жесты.
Таки-ад-дин был таким, как и его голос: гордым, дерзким, уверенным. Казалось, он был искренне уверен, что Аллах направляет его (как и его досточтимого дядю) и что он сыграет решающую роль в том, чтобы навсегда сбросить крестоносцев в море. Складывалось впечатление, что напыщенность молодого воина, уверенного в собственном предназначении, позабавила Уильяма, словно сам рыцарь достаточно повидал таких честолюбцев в своих рядах — и всех неизбежно поглощала сила намного сильнее, чем их самомнение. Рыцарь озадачил Мириам. Он не соответствовал ее представлениям (и печальному опыту) о грубых франках. По правде сказать, этот Уильям с точеными чертами лица напомнил Мириам превосходно воспитанных молодых людей из Каира, с которыми она все эти годы флиртовала. На удивление хорошо образованный (она была потрясена, когда в разговоре он сослался на Аристотеля), с отличными манерами, Уильям Тюдор разрушил заслуженный стереотип грязных варваров, который засел в памяти Мириам с того ужасного дня в Аскалоне.
Но сейчас, стоя посреди немытых орд франков, она поняла, что этот красавец рыцарь всего лишь исключение. Редкое исключение. Они прибыли в предместья Акры глубокой ночью на четвертые сутки пути. Таки-ад-дин с египтянами провели их до склона у подножия цитадели, знаменующей границы мусульманских владений. Теперь они остались одни. Мириам, ища поддержки, озадаченно взглянула на дядю, но увидела бледного, вспотевшего раввина, который был явно напуган — что ждет их впереди? — как и сама Мириам. Уильям поклялся кровью Христа, что он защитит их даже ценой собственной жизни, когда они окажутся в лагере крестоносцев, но когда путники взобрались на вершину холма и взглянули на огромный палаточный лагерь, растянувшийся прямо до самого моря, девушка поняла, насколько пусты его обещания. Если франки решат причинить им зло, то она и дядя, несомненно, умрут. Или с ними
Часовые крестоносцев, словно привидения, казалось, материализовались из воздуха. Они выскочили из-за деревьев и нацелили свои арбалеты на вновь прибывших. Однако, разглядев лицо Уильяма, освещенное желтым сиянием убывающей луны, поднявшейся над холмами, они опустили оружие и замерли как вкопанные. Часовые с удивлением уставились на путников, но не решились задавать своему полководцу какие бы то ни было вопросы. Уильям кивнул солдатам, оценив их подготовку, а потом повел свою веселую разношерстную компанию — двух евреев и чернокожего сарацина — в центр ожидавшего их внизу ада.
Мириам вцепилась в дрожащую дядину руку, а Уильям с высоко поднятой головой поскакал вперед через изумленную толпу солдат. Пересекая толпу вражеских воинов, облаченных в тяжелые кольчуги под длинными развевающимися плащами, украшенными крестами, Мириам увидела, как люди и в самом деле отступают в стороны, давая дорогу рыцарю и его странным гостям. И хотя никто не решился им воспрепятствовать, явно признавая власть Уильяма, все налитые кровью глаза были устремлены на евреев. На нее. Впервые в жизни она была рада, что ее лицо скрывает платок, а женские прелести — мешковатая одежда. Однако, несмотря на то что из-под тяжелой паранджи можно было разглядеть лишь зеленые глаза и лоб, Мириам почувствовала, как в чреслах мужчин зашевелилась пугающая похоть. Они несколько месяцев не видели женщин, и само ее присутствие будило в них животные инстинкты.
Это пугало и одновременно вызывало отвращение, всколыхнув ужасные черные воспоминания, о которых она с детства пыталась забыть. У Мириам сжалось горло, и ей стало трудно дышать. Лоб взмок, а сердце яростно заколотилось. Когда ее со всех сторон окружили ужасные звуки вражеского лагеря, Мириам отчаянно захотелось вернуться домой. Поездка сюда была чудовищной ошибкой. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. На самом деле гордая Мириам не была такой храброй и неукротимой, какой хотела казаться за надежными стенами дядиного дома. Сейчас, в очередной раз столкнувшись с настоящей опасностью, она опять превратилась в испуганного ребенка, в ту несчастную маленькую девочку, которая беспомощно смотрела, как безумный франк набрасывается на ее маму. Его мерзкий член, словно кинжал, выглядывает из-под кольчужной юбки, когда он спускает до колен штаны. В тот день она увидела… Нет, она не могла больше сдерживаться.
Нет!
Мириам резко и бесповоротно остановила ход своих мыслей, словно Пандора, захлопнувшая ящик с несчастьями, пока они не разрушили мир. Невероятным усилием воли она взяла себя в руки. Прошлого нет. Никакого насилия, никаких мучений, никакой смерти. Существует только СЕЙЧАС. А сейчас ее пожилому дяде нужен смелый, умный защитник, а не хнычущая девочка, которая предается воспоминаниям давно минувших дней.
Мириам отмела все лишние мысли и подавила неожиданно нахлынувшие чувства. Беспорядочный армейский лагерь, его грязные обитатели, звуки и запахи — все исчезло. Она сосредоточилась исключительно на их миссии, подобно линзе, вбирающей рассеянный солнечный свет в один непреодолимый луч света. Девушка смотрела прямо перед собой, крепко ухватившись за руку своего дяди, когда рыцарь-опекун Уильям проводил их к большому малиновому шатру. Шатер был массивным, очень высоким, но его драпировки были грязными и выцветшими. У главного входа она увидела двух мрачных стражей с обнаженными мечами в правой и длинными копьями в левой руке. Она заметила, что на них, в отличие от Уильяма и остальных, вновь прибывших из Европы солдат в блестящих нагрудниках, надеты поношенные кожаные кирасы, которые обычно носят местные франки.
Мириам сделала вывод, что эти мужчины — часть личного состава, засевшего в Акре, и они, скорее всего, верноподданные человека, которого Уильям во время их долгой поездки называл Конрадом. Из обрывков осторожных разговоров между Уильямом и Таки-ад-дином Мириам уловила, что Конрад пока еще не признал Ричарда Львиное Сердце полноправным полководцем двух, восточной и западной, армий. Но если эти солдаты служат Конраду, то маловероятно, что они согласились бы с уловкой, к которой прибегнул Уильям.