Тень моей любви
Шрифт:
Когда мама, папа и старые бабушки вернулись после полудня домой, вконец измученные, Рони спал на полу, бабушка Дотти – на кушетке. Оба сжимали в руках деньги.
Мы все пришли к выводу: любого, кто сумел обыграть бабушку Мэлони, судьба предназначила для великих дел.
А чем я хуже?! – решила я. Пора совершить скачок в журналистике, хватит скромных публикаций о школьном клубе в городском еженедельнике “Трилистник”.
“Мы ждем от вас рассказов о вашем городе” – было написано в одном из маминых женских журналов. Ну, из тех,
Журнал обещал за хорошую историю пятьдесят баксов. Пятьдесят баксов! Да я была напичкана этими историями. Горя от нетерпения, я тайно напечатала пять страниц через один интервал на своей новой машинке.
Используя невероятные метафоры и все прилагательные, которые сумела отыскать в большом словаре в гостиной, я написала о том, как Рони убил оленя, чтобы заплатить дяде Купли.
Я вплела в текст массу незавершенных сюжетных линий из жизни нашего городка. Потом задумалась над высшим смыслом рассказа. Потом махнула на это рукой.
Мне казалось, что я была очень профессиональна. Я проверила опечатки, свела их к минимуму – ну, штук двадцать на страницу. Сочинила очаровательное письмо, в котором сообщала заинтересованным лицам следующее: “Я знаю, что вам это понравится. Пришлите, пожалуйста, чек”. И размашисто подписалась: “Искренне ваша Клер К. Мэлони”. Аккуратно сложив свой шедевр, я положила его в розовый конверт с обратным адресом, написанным золотыми чернилами.
Редакция журнала находилась в Нью-Йорке. Адрес я тоже написала золотыми чернилами. С моей точки зрения, это должно было произвести впечатление. В качестве дополнительной страховки я наклеила две марки и холодным утром, когда ждала школьный автобус, опустила письмо в почтовый ящик.
Ответ пришел. Строгое, лаконичное письмо в строгом бежевом конверте. Слава богу, что я сама доставала в этот день почту, как стала делать ежедневно, после того как отправила свой рассказ. Поэтому никто ничего не узнал.
“Дорогая мисс (мистер) Мэлони.
Вашему рассказу не хватает зрелости и отделки. Из-за того, что оно напечатано через один интервал, в нем масса ошибок, его почти невозможно читать. Ваш рассказ превышает указанный лимит в два раза. И прежде всего я, как лицо японской национальности, нахожу Вашу аналогию между японскими солдатами и коровами оскорбительной. Успехов Вам в Вашем дальнейшем творчестве. Джейн Такахаши, заместитель редактора”.
Я была просто уничтожена. Я действительно писала о японских солдатах и о моем любимом теленке. Но, упаси боже, я их не сравнивала. Я с ожесточением порвала черновик и сожгла все обрывки. Рони, почувствовав то ли мое состояние, то ли запах дыма, нашел меня за птичником: вокруг были разбросаны клочья жженой бумаги, лицо мое опухло от слез.
– В чем дело, воробышек? – спросил он меня встревоженно, присаживаясь рядом на корточки.
– Ни в чем. – Нанесенное мне профессиональное оскорбление взывало к гордому одиночеству и безусловному
Он усмехнулся.
– Ну что ж, поброжу рядом, посмотрю, что ты теперь будешь жечь.
– Не надо. Уходи! Я думаю.
Несмотря на мои суровые указания, он преспокойно уселся рядом.
– Почему бы тебе не подумать вслух?
Как будто меня здесь нет.
Я всхлипнула и выплеснула все, что было у меня на сердце. Он внимательно слушал.
– Я не умею печатать на машинке как настоящий писатель, – прорыдала я. – У меня нет вкуса. Я оскорбила редактора-японку.
– Ты написала обо мне? – спросил он.
Я вытерла глаза.
– В общем, да, но не беспокойся. Я поменяла все имена.
– Как же ты меня назвала? – усмехнулся он.
– Дек де Блейн.
Он поднял брови. Я съежилась от страха. Имя казалось мне таким романтичным. Как в маминых рыцарских романах.
– Тебе не нравится? – обреченно спросила я.
– Ну, я э… Мне нравится. Обо мне раньше никто никогда не писал. – Он несколько раз повторил имя, словно пробуя его на вкус, и кивнул. – Почему ты выбрала его для меня?
– Потому что оно… романтичное. – Мое лицо горело. – Мне почти десять. Мама сказала, что я смогу встречаться с мальчиками, когда мне будет шестнадцать. Ты должен подождать еще шесть лет, а потом назначать мне свидания. Но ведь романтичными мы можем быть уже сейчас.
– Ну что ж, спасибо, – сказал он.
– Торопиться нам некуда. Ты ведь в любом случае будешь занят. Поступишь в колледж.
– Может быть. Я еще не решил.
– Конечно, поступишь. А потом я поступлю. А когда закончу, мы уедем и вместе посмотрим мир. Как моя кузина Лиз. Она на год уехала в Англию.
– Как скажешь, воробышек!
Иногда он был таким взрослым, терпеливым и серьезным, что я начинала казаться себе надоедливой мухой.
Я исподлобья рассматривала его.
– Но думаю, что тогда мы должны пожениться. Так будет экономнее жить в отеле.
– Я собираюсь заработать много денег, – сказал Рони. Он смотрел на меня очень серьезно, но в углу его рта таилась улыбка. – Мы сможем позволить себе две комнаты, и нам не придется жениться.
– Ну ладно. Только, чур, не женись тогда ни на ком.
– Не женюсь.
– Тебе ведь не нужны подружки, правда? У тебя уже есть я.
– Успокойся. Я не собираюсь в ближайшее время никого приглашать на свидание. Для этого нужны деньги. И машина.
– Послушай, я же не круглая дура. Я вижу, как ты смотришь на девушек, которые вьются вокруг Хопа и Эвана. У них есть груди, а у меня нет. Но будут. Ты только подожди.
Он нахмурился.
– Ты не девушка. Ты Клер.
– Зачем ты тогда на них смотришь?
– Так. Забавно. Но с ними масса хлопот и неприятностей. – Он сделал ударение на слове “неприятности”.
– Ну понятно. От меня можно не ждать неприятностей. Только забавно, и все.
– Перестань. Это не одно и то же. – Его глаза сузились. – Нам с тобой нужно кое о чем договориться. Не стоит говорить направо и налево, что я твой приятель. У нас все по-другому. Вот как раз из-за этого и могут быть неприятности.