Тень на обороте
Шрифт:
— Это ж Оборотень! Чудовище! Забыл, что мы дорогой видели?
Летяга, поколебавшись, все же принялся снимать с пояса фляжку.
— Ты чего? — ужаснулся Яск. — Пусть сдохнет!
— Пожалуйста… воды! — взмолилась девушка, щуря темные от боли глаза. На синеватом виске бьется крошечная жилка.
Она не кажется страшной. Просто девчонка, худая, плохо стриженная. Таких полно в послевоенные времена, прибившихся к тем, кто сможет их прокормить и обеспечить, в обмен на нехитрые услуги. Неужто и она зарабатывала тем же? Или таилась
Низко ж пали прежде могучие Оборотни.
— Да, — бормочет Летяга, путаясь в ремнях, закрепляющих флягу на поясе. — Вот, сейчас… Не бойся. Вот вода… — он делает к лежащей девушке осторожный шаг, наклоняется, подает посудину покалеченной рукой… Фляжка трясется, вода выплескивается из отверстия.
Девушка оживает, со всхлипом шевелится, пытается благодарно улыбнуться. Приподняв голову, тянется к прыгающей фляге.
И вдруг…
Нож Летяги, — самодельный, но острый, — будто сам собой впрыгивает в свободную здоровую руку парня и размашисто перерезает доверчиво открывшееся, хрупкое горло девушки.
— Что ты… — Яск вскидывается в ужасе, когда лаковая, темная жижа заливает тусклое лезвие, белую девичью кожу, дрянные бусы. — Делаешь?!
Летяга, выронив нож, валится на колени перед содрогающейся жертвой, припадает к ране, пытаясь слизать кровь. Вцепляется в обмякшие плечи девушки, глотает, сопя от напряжения, выплескивающуюся тугими толчками жидкость.
Яск пятится, пока не натыкается на шершавый ствол. Обхватив дерево руками, переламывается в пояснице. Яска рвет мучительно и быстро. Уже через пару секунд, он снова поднимает голову, и видит, как Летяга отшатывается от неподвижной девушки и встает, машинально обтирая окровавленные руки о рубаху. Опрокинутая фляга, забытая, лежит в траве.
«…на пролитую кровь Оборотня являются чудовища…» — вспомнил вдруг в панике Яск деревенское предание. Обессилев, сполз вниз. Все одно не убежать…
— Ну?! — Летяга таращится на свои руки (одна — увечная, другая — здоровая, но сейчас обе сведены будто судорогой), жадно оглядывает себя, словно надеясь увидеть нечто новое. — Ну, где же? Как же…
— Ты с ума сошел? — слабо спросил Яск.
— Должно же… Она же Оборотень! Я убил Оборотня! Должно подействовать! — Летяга пытается распрямить свою покалеченную руку, припадает на больную ногу, едва не опрокидывается навзничь.
Залитый кровью подбородок упрямо выпячивается.
— Ну?! — Летяга переводит требовательный взгляд на свою жертву, скорчившуюся у вяза. И вопит со злым разочарованием: — Я должен исцелиться!
«Как же так…» — ошарашено бьется в сознании Яска. Суеверный страх испарился. Неподвижная девушка выглядит худенькой и жалкой. Зловещий Оборотень даже в смерти не должен вызвать жалость, а она… Драное выцветшее платьице, стоптанные башмаки, дешевые бусы на шее…
— Она не Оборотень, — вдруг раздался негромкий, хрипловатый голос.
Яск и Летяга разом оборачиваются.
Мужчина, средних лет — когда он появился?! откуда?! — небрежно держит в руках помятый шлем одного из мертвых охотников. В шлеме плещется вода. Одежда незнакомца потрепана, с подпалинами и пятнами крови, но заметных повреждений на чужаке нет.
Он выглядит обычным. Спокойное лицо, трехдневная щетина на щеках. Только взгляд тяжелый, цепкий, впился зазубренным крюком прямо в души оцепеневших ребят.
— Оборотень — это я, — буднично говорит незнакомец. Искоса взглянув на девушку, он выплескивает ненужную уже воду. — Зато вы, кажется, люди…
Летяга внезапно начинает кричать, задыхаясь от ужаса и предчувствий.
Яск молчит, оцепенев.
Часть I.
Легенда. Версия 1.
Герой одолел всех врагов. Для счастья человечества он должен лишь покончить с последним из проклятого рода. Убить отпрыска главного злодея, младенца в Черном замке.
Предположение: Воин пощадил младенца. Тот обратился чудовищем и убил героя. Из крови воина выросли кровники, которые отныне стерегут Оборотня. Мир не был спасен, воцарилось царство зла.
Решение: Если герой убьет оборотня в колыбели, выполнит данную людям клятву — мир восстановится…
Глава 1.
Размахнувшись, будто кисть с узловатыми пальцами, ветка увесисто шлепнула меня по лицу и вдруг впилась растопыренными сучьями в щеки и лоб, чудом не задев глаза. От боли и неожиданности я взвыл, шарахнулся и угодил прямиком в объятия другого растения. Оно живо стиснуло мои ребра и дернуло вверх с такой силой, что, ободрав спину о кору ствола, я только и смог, что отчаянно затрепыхаться, болтая ногами.
Проклятье!
Жесткие древесные пальцы тщетно попытались раздавить череп, затрещали от натуги, затем соскользнули вниз, сомкнув хватку на шее. Я вцепился в сучья, пытаясь разжать тиски.
— А-а! — хриплый вопль сам собой сорвался с губ.
Лес вокруг отозвался угрюмым и угрожающим шелестом. Что-то обвилось вокруг колен, дернуло. Растянутый хребет пронизало болью.
— Эй… кто-нибудь!
Сдурел? — мелькнуло в мутнеющем сознании. — Какой еще «кто-нибудь» на Черноскале?..
Отчаянно извернувшись, я высвободил руки и, напрягшись изо всех сил, слегка разжал шершавое кольцо вокруг шеи. Жадно вдохнул, успев заметить, как бурно колышутся ветви вокруг, выпуская из сочной листвяной зелени крючковатые черные когти.
Ох, не зря живые леса славятся своей свирепостью. Каждое дерево в таком лесу подбито на обороте реальности душой настоящего хищника.
Ну, все… Не вырваться.
— …сейчас! — донеслось слева. — Я сейчас… Держитесь!