Тень на обороте

Сергачева Юлия

Неужто он пытается ободрить присутствующих побасенками о пользе проклятых Югов в исторической перспективе? Или он думает, что я не знаю, чем славен Вирош Юг еще? Так Малич сейчас напомнит. Иначе с чего бы белобрысого так свирепо перекосило?

— На отдыхе этот выродок Юг предпочитал жесткие утехи с малолетними девочками, — не обманув ожиданий, подал голос Малич. — Родители девочек так страшились этой его страсти, что своими руками убивали дочек, лишь бы те не достались монстру!

— Милосердие, порой, тоже принимает

причудливые формы.

— А вы знаете, Эввар, что «милосердие» на основном языке имеет смысл совсем иной? — решил блеснуть познаниями в древней филологии солдафон Малич. А ведь и не скажешь, что он читал что-то, кроме устава караульной службы. — Для Оборотней милосердие, это то, что мило сердцу. Что радует его. Например, страдания других.

— К-конечно… — Эввара легко было сбить с толку внезапной сменой темы. Или его тоже потрясли познания Малича?

А тот не унимался:

— Про остров Углежогов что скажете? Их снадобья ценились по всему миру. А такого оружия, как там, не делали нигде. Говорили, что в каждом выкованном на острове мече живет душа воина. Как оказалось позже — чистая правда. Его жители жгли людей живьем. А пепел и уголья вовсю пользовали. И в заготовки для оружия клали, и в лечебный порошок для хворого дитяти…

— Ну… — Эввар смешался. — Всякое бывало. Люди большие выдумщики.

— Особенно, когда им Оборотни подскажут.

— Погодите, но с чего вы взяли, что к этому имеют отношение Оборотни?

— А потому что смердит от такого колдовства за версту. И рецепт этот происхождением не иначе, как из замка какого-нибудь Навя, Моргала или Юга. Что, господин Юг, скажете «нет»?

Я, не оборачиваясь, хладнокровно подтвердил:

— Верно. Правильно заклятый пепел сожженного заякорит его жизненную сущность на изнанке. И ее вполне можно подцепить и к мечу, и к лютне, и к лечебному снадобью. Запас нерастраченных жизненных сил, а иногда и умений, накопленных на изнанке, перейдут новому владельцу, — теперь я повернулся, в упор посмотрев на Малича: — При желании можно даже вдохнуть жизнь в уже умершего. Правда, это будет немного другой человек, но…

Малич побелел, как фарфор — до костистой прозрачности. И как фарфор же лицо его, ссевшись отчетливыми морщинами, словно растрескалось. Вновь проступили поджившие следы язв.

— Да как ты… — низкий, бешеный рык сочился меж посеревших губ. Таким голосом можно металл травить, как кислотой.

— Я? — деланно удивился я, не трогаясь с места и впиваясь кулаками в край борта, хотя, честно признаться, хотелось прыгнуть через него. — Я поделился исключительно теоретическими знаниями, а вы, похоже, уже попытались примерить их к каким-то своим проблемам? Как и жители

острова Углежогов?

Челюсть Малича повело наискось. Даже померещилось, что фрагменты лица, разделенные морщинами, вот-вот обвалятся, обнажив оскаленный череп. С сухим шелестом выскользнул из ножен меч. Я живо прикинул, удастся ли без особого ущерба отобрать у Эввара увесистую папку. Вблизи ничего более подходящего для защиты или нападения не было. Вот разве что за борт все же сигануть…

Всполошившийся Эввар метнулся наперерез еще не начатому столкновению. Всплеснул руками, округлил глаза, захлопотал по-наседочьи:

— Право, не стоит больше про всяческие ужасы рассказывать. Лучше… Лучше о погоде! Вы только взгляните, какие облака нынче… Как бы на завтрашнем выезде под дождем не оказаться.

Ничего более нелепого этот увалень придумать не мог. Но, видно, оттого и подействовало. Малич отчетливо скрипнул зубами, с силой вогнал клинок на место и, круто развернувшись, ушел на нос судна. Каждый шаг его будто железные костыли вгонял в палубу. Измерив взглядом расстояние до сгорбившегося поодаль Малича, я решил, что уже можно отступить от борта. Полюбовался на саднящие пальцы. Из расщепленного края под ногти заползли занозы.

Я криво усмехнулся:

— И кто из нас двоих опаснее?

Эввар сокрушенно покачал головой:

— Он пережил большую потерю.

— Тогда, возможно имеет смысл подкорректировать его?

— Как, простите? — Эввар в замешательстве свел брови над переносицей. Потом обмер, часто моргая: — Но вы же не имеете ввиду… То есть, я хотел сказать, что вы не станете…

— Да не тряситесь вы так, — я отвернулся, наблюдая, как пена срывается с гривок волн у борта и оседает потрепанным кружевом на воду.

После томительной паузы Эввар твердым (ну, или хотя бы не дребезжащим) голосом заговорил:

— Мне бы не хотелось быть грубым… Но я все же должен напомнить вам, что несанкционированное применение оборотной магии…

— Я помню.

Эввар осекся. Все же уверенности молодому магу явно недостает. Даже когда он чувствует свою правоту.

— То есть я хотел сказать… Я бы не рекомендовал вам пытаться вмешиваться в мысли или чувства мои или Бриго Малича. Слишком тесный контакт… Не пойдет на пользу. И это насторожит других.

Я с любопытством снова посмотрел на него.

— И последствия… последствия могут быть болезненными для вас, — севшим голосом Эввар мужественно закончил речь даже под моим ироническим взглядом.

— Ваши слова, Эввар, звучат так, будто вы остерегаете меня от влюбленности в кого-то из вас двоих.

— Я вовсе не… — Эввар, наконец, заметил, что я ухмыляюсь и смущенно потупился, делая вид, что смахивает с папки водяную морось.

— Скажите, Эввар, а за что вас ко мне в компанию?