Тень нестабильности

Назаренко Анна Алексеевна

* * *

– Агент Айсард, я вам в третий раз повторяю: Директор распорядился, чтобы его беспокоили только по вопросам исключительной важности, - в голосе адъютанта Эрика Дживена звучала прямо-таки вселенская тоска, забавным образом смешанная с осознанием собственной значимости. Вот уже минут пять он мужественно пытался разъяснить настойчивой посетительнице, что слова "не беспокоить" означают "не пропускать никого", и исключений здесь не допускается. Совсем. Вообще. В принципе.

К сожалению, посетительница оставалась глуха к его увещеваниям, продолжая

гнуть свою линию.

– Говорю вам в четвертый раз, - голос Исанн Айсард с каждой новой фразой походил на рык все больше и больше, - дело, с которым я пришла, именно исключительной важности, и отлагательств не терпит. А значит, вы не просто можете доложить о моем приходе, а обязаны это сделать. В противном случае, вам придется в скором времени отчитываться по рапорту, который я составлю сегодня же. Вы настолько уверены в своей правоте? Готовы отвечать за последствия своего решения?

Эрик мысленно застонал, изо всех сил стараясь сохранить при этом предписанную уставом каменную физиономию: совсем недавно окончив Академию и занимая свою нынешнюю должность всего несколько месяцев, парень не успел еще приобрести достаточного опыта, чтобы без труда разбираться с ситуациями вроде этой.

"И что делать? Если я сейчас ее пропущу, шеф мне голову оторвет... а если не пропущу, а дело действительно важное было - тем более..." - последнее, чего хотелось бы Эрику, так это попасться начальнику под горячую руку. А учитывая, что последний находился в мерзком расположении духа с самого утра (и неудивительно - зная, что в управе творится), то подобный исход был весьма вероятен... причем вне зависимости от того, как адъютант сейчас поступит.

"С другой стороны... а я-то что? Она говорит, что дело отлагательств не терпит, так пускай сама это шефу и доказывает. А я просто приказ исполняю: кто я, в конце концов, такой, чтобы ставить под сомнение слова одной из лучших оперативников?" - парень поймал себя на том, что самодовольно ухмыляется. Пришлось напомнить себе, что "изящный", в стиле "а я что? я ничего..." выход из ситуации его не спасет, если у младшей представительницы семейства Айсард действительно хватило глупости заявиться сюда с какой-нибудь ерундой.

Эрик перевел взгляд на оперативницу, надеясь, что произойдет чудо и та исчезнет, как и полагается ночному кошмару. Чуда не произошло: кошмар, по какому-то недоразумению принявший облик красивой женщины, продолжал угрожающе сверлить несчастного адъютанта взглядом.

– Хорошо, - обреченно выдохнул парень, протягивая руку к интеркому.
– Только не говорите, что я вас не предупреждал.

Вместо ответа Айсард высокомерно вздернула подбородок, демонстративно уставившись куда-то поверх плеча Эрика. Видимо, стена казалась ей более достойной внимания.

Зная, что все вспомогательные системы сегодня, мягко говоря, чудят, парень втайне надеялся на то, что сигнал не пройдет или же будет подан со значительной задержкой. Как назло, именно сейчас связь сработала как должно.

– Да. В чем дело?
– раздался из динамика голос Арманда Айсарда. Судя по интонациям,

настроение шефа Разведки не просто не улучшилось с момента, когда тот в последний раз говорил со своим адъютантом, но и стало еще хуже.

"Хорошо, что это не мне сейчас перед ним отчитываться," - подумал Эрик, на мгновение проникаясь сочувствием к оперативнице.

– Сэр, прибыла полевой агент Айсард, с отчетом по последнему порученному ей делу. Прикажете пропустить?
– тут адъютант запоздало понял, что упустил одну немаловажную деталь, о чем тут же пожалел.

– Дживен, - голос начальника моментально превратился из просто грозного в угрожающий, - какую часть фразы "обращаться только в экстренных случаях" вы не поняли?

– Сэр, - поспешил исправиться Эрик, опасаясь, что с Директора станется просто оборвать связь, - агент Айсард утверждает, что дело не терпит отлагательств, несмотря на то, что я предупредил ее о вашем распоряжении...

"А я что? Я ничего..."

– Я полагаю, агент Айсард осведомлена о ситуации в Разведуправлении, раз берет на себя смелость утверждать подобное?
– вопрос был адресован скорее оперативнице, что та сразу поняла:

– Так точно. Именно поэтому я и здесь... сэр, - поспешно добавила девушка.

Последовала короткая пауза, продлившаяся не более нескольких секунд, после чего шеф процедил: "Пусть войдет" (явно опустив что-то вроде "хатт с вами", или же фразу покрепче, но со схожим смыслом), и оборвал связь.

Не говоря ни слова, оперативница направилась к двери, находившейся в дальнем конце приемной.

"Чокнутая. Я бы на ее месте уже триста раз передумал туда идти," - подытожил Эрик, возвращаясь к привычной имитации бурной деятельности. Впрочем, он подозревал, что сегодня покоя все равно не дождется: слишком многое происходило в управе, чтобы хоть кто-то остался в стороне.

* * *

Главными критериями любого помещения, принадлежащего какой-либо имперской государственной структуре, являлись функциональность и безопасность. Такие понятия, как комфортабельность и эстетическая привлекательность, были не просто вторичны - они вообще не принимались в расчет. Несмотря на это, большинство высокопоставленных чиновников стремилось разнообразить обстановку своих кабинетов, добавляя в нее столько декоративных элементов, сколько позволяли порядки организации и личный статус. Это было не просто данью эстетическому вкусу, но и одним из немногих способов хоть как-то выделить свое "я" из безликой системы, не боясь вызвать подозрений в диссидентских настроениях.

На Директора Разведуправления эта закономерность не распространялась: его кабинет представлял собой небольшую, скудно освещенную комнату, вся обстановка которой состояла из массивного рабочего стола, двух кресел, обитых синткожей, и нескольких вмонтированных в стены мониторов и консолей. Из-за этого подчеркнутого аскетизма помещение выглядело довольно мрачно.

Впрочем, кабинет вполне соответствовал характеру его хозяина: несмотря на то, что Арманд Айсард достаточно много времени проводил при дворе, он все равно оставался военным до мозга костей и искренне полагал, что на службе не должно быть места ни для чего, что не имеет к ней прямого отношения.