Тень стрекозы
Шрифт:
— Неужели вам неинтересно?
Он поморщился.
— Если с вами что-нибудь случится, я по гроб жизни буду чувствовать себя виноватым.
— За себя вы совсем не боитесь? — спросила я.
Алексей Дмитриевич сел рядом со мной на диван, сцепил руки замком и задумался.
— Как вам сказать, — сказал тихо, когда я и думать о нем забыла, погрузившись в размышления. — Иногда собственная жизнь представляется абсолютно бессмысленной.
— Как и любая другая, если дать себе волю порассуждать на эту тему. Вы просто страдаете от одиночества
— Да. Вероятно. На тот свет не спешу, потому что не верю, что меня там ждет, но… Пусть это звучит довольно глупо, но я рад, что вы явились в наш город.
— Жизнь наполнилась смыслом? — улыбнулась я.
— Я же говорил, звучит довольно глупо. Вы не замужем?
— Нет. То есть была. Давно и недолго. Потом был человек, который в один прекрасный день просто смылся.
— Свистнул что-нибудь?
— Обошлось. Но было скверно. Видите ли, я его любила. Так что мы с вами родственные души. По крайней мере, об одиночестве я кое-что знаю.
— Я заговорил об этом не для того, чтобы вы мне сочувствовали. Пытаюсь оправдать себя, как вы уже поняли. Участковому следовало бы проявлять больше благоразумия.
— Так вы же в отпуске, — напомнила я. — Так что благоразумие немного подождет.
Я поднялась и прошла к шкафу. Распахнула дверь, отойдя на шаг, боясь, как бы его содержимое не посыпалось мне на голову. Потом принялась рыться в ящиках. Через пять минут я нашла то, что искала, — тряпичную куклу, которой проткнули сердце, и с этим трофеем вернулась к Ковалеву.
— Вот, — сказала я, протягивая куклу.
Ковалев вроде бы рассердился.
— Что это?
— Взгляните.
Он взял куклу и повертел ее в руках.
— Для игрушки выглядит страшновато. А почему в сердце иголка торчит?
— Такие куколки используются для колдовства, — я пояснила, улыбнувшись его невежеству. — К примеру, у вас есть недруг, которому вы желаете смерти. Изготавливаете куклу, протыкаете ее иглой, соблюдая определенные ритуалы, и спокойно ждете, когда недруг скончается.
— Это же суеверие. Просто глупое суеверие.
— Согласна, — не стала я спорить. — Но кто-то в это верит. Принесите с кухни нож.
Ковалев сходил на кухню. Я аккуратно начала распарывать шов на голове куклы. Участковый против воли увлекся и следил за моими действиями, практически не дыша, точно ребенок в ожидании чуда. Наконец шов я распорола и вытряхнула кусочки поролона, которыми была набита кукла, на диван. Среди них оказался листок бумаги, аккуратно сложенный.
— Что это? — нахмурился Ковалев. Может, он ожидал, что из куклы посыплются изумруды?
— Посмотрите.
Он развернул бумажку и показал ее мне. Всего три буквы.
— К.Ю.Ю., — прочитала я вслух. — Это инициалы. Как звали вашего вице-губернатора?
— Кокин Юрий Юрьевич, — ответил Ковалев, глядя на меня так, словно подозревал, что я морочу ему голову.
— Говорите, он умер от острой сердечной недостаточности?
Все-таки он разозлился,
— А вы говорите, суеверия… — вздохнула я, заметив, что зубами он скрипеть перестал.
— Когда я в это поверю, отправьте меня к психиатру, — ответил он.
— Говорю вам, дело не в нашей с вами вере. А в том, что кто-то к этому ритуалу отнесся всерьез. Потому и не могу отбросить всю эту чертовщину, как вы выразились.
— Вы хотите сказать, кто-то решил разделаться с вице-губернатором подобным образом? И Светлана к этому причастна?
— Разумеется, если мы нашли куклу в ее квартире.
— Но ведь не могла же она в самом деле…
— Что?
— Убить его? — Он смотрел на меня, точно от моего слова зависело, верить ему или нет.
— Агнесса кого-то боится, — продолжила я. — Она склонна называть его дьяволом, но у него могут быть и другие имена. Я думаю, с ней стоит поговорить. По крайней мере, попытаться выяснить, что это за кукла и как она попала к Светке.
— Что ж, хорошо. Я не знаю, стоит ли особо прислушиваться к словам сумасшедшей, но если вы…
— А что с Талызиным? — быстро спросила я.
— Что с ним? — растерялся Алексей Дмитриевич.
— С ним вы не против поговорить?
— Талызин обычный бандит. Причем из «шестерок», то есть мало чего знает, а скорее, и вовсе ничего не знает. Ему сказали, он сделал. Беседа с ним вряд ли прояснит ситуацию. А вот обратить на себя внимание и гнев господ бандитов мы, безусловно, сумеем. Вам не кажется, что игра попросту не стоит свеч?
— Я подумаю над этим, — кивнула я. — Что ж, едем к Агнессе?
Алексей Дмитриевич поднялся и первым направился к двери. Видно, в душе он был азартным человеком, иначе как еще объяснить его необыкновенную покладистость и желание болтаться со мной по городу в свой кровный отпуск? Хотя, может, у него свой интерес имеется, о котором он забыл мне рассказать? В любом случае лучше держать его на глазах. Да и после вчерашнего происшедшего в гостинице мужчина рядом мне совсем не помешает.
По дороге Ковалев вновь приглядывался к потоку машин сзади, но ничего подозрительного высмотреть не сумел. Его это вроде бы огорчило. Оказалось, так и есть. На мой насмешливый вопрос он ответил:
— Хорошо, если к нам у них пропал интерес. А если они стали умнее?
Мыслили мы в одном ключе: лучше держать врага на глазах, чем где-то за спиной.
В двери квартиры Агнессы торчала моя записка. Выходит, с самого утра она дома не появлялась. В этом не было ничего необычного. В конце концов, на дворе весна, солнце светит, грех сидеть в квартире. У нее могли быть родственники, которых она собралась навестить, или просто знакомые, но я почему-то ощутила беспокойство.