Тень уходит последней
Шрифт:
Вы представляете, вот осталась семья Александра Васильевича Киреева, одна, - обернулся к Синцову Дятлов, - хотя его дети живут рядом, в этом же городе. Пока родители работали, дети с них все тянули и тянули себе: за их счет квартиры купили, машины. А когда родители пенсионерами стали, то торопят их к смерти. Ведь все это, скорее всего, со спецовками, запугиваниями, их рук дело, и я этой версии буду придерживаться. Вот вам, Николай Иванович, нужно войти в доверие к этому человеку и разузнать, ошибаюсь я в этом или нет. вы же это умеете, Николай Иванович. И доктор, извините, Сергей Сергеевич, меня поддерживает,
– Да, да, - согласился со следователем Сергей Сергеевич, - очень тяжело смотреть, как гаснет этот человек, хотя физиологическое состояние его организма говорит о том, что ему еще жить и жить. Если вы, Николай Иванович, сможете на него как-то положительно воздействовать, то я полностью поддерживаю Федора Викторовича. Попробуйте, а. Он сорок лет, как и Ваш отец, проработал на химкомбинате. Может, они друг друга даже и знали. Попробуйте, а, Николай Иванович?
– 2 -
В палате тишину нарушает муха, бьющаяся в стекло, пытающаяся преодолеть эту невидимую преграду и вырваться на просторы осеннего парка, покрытого золотисто-рубиновыми красками. И еще разрывает эту тишину скрип кровати, в которой никак не может найти удобное место для себя пожилой, седовласый человек с осунувшимся лицом. Это и есть тот самый Александр Васильевич Киреев.
Николай Синцов, сидевший рядом с ним, не торопит этого человека с ответом, а, поглядывая в свой блокнот, что-то записывает, давая возможность человеку, у которого он хочет взять интервью, собраться с мыслями.
– Я на этот цех, бромэтиловый, пришел после армии. Вернее, вернулся в этот цех, - махнул ладонью Киреев.
– Я после института отработал на нем аппаратчиком пятого разряда, аж, целых три месяца(!) и был призван в армию, - рука Александра Васильевича белесая, с редкими пигментными пятнами, лежит на черной футболке, и своими длинными пальцами ухватилась за ворот, оттягивая его вниз.
– А когда вернулся я из армии, так сразу же на завод, администрация издала приказ назначить меня начальником смены этого цеха.
Я, когда об этом узнал, сразу же отказался, мол, у меня знаний не хватает, а опыта тем более. А директор по столу как стукнет, да мы в твоем возрасте, говорит, полками командовали. Потом вечером вызвали меня на партбюро завода и приказали, чтобы я был настоящим комсомольцем, будущим коммунистом и занялся ответственным делом, - с трудом Киреев приподнялся с кровати и, усевшись на нее, тяжело дыша, спросил.
– А вы-то, зачем пришли ко мне сюда? Писать обо мне в газету будете?
– вы же ветеран комбината, - кивнул ему в ответ Синцов. О вас столько хорошего люди говорят.
– Нет, нет, - отмахнулся Киреев.
– Тогда и слова от меня не дождетесь больше.
– Да, Александр Васильевич, в принципе, и не о вас я прошу рассказать, а о людях, которые с вами работали, - сразу же нашелся Николай.
– Мы же хотим создать историю комбината, каждого его цеха, участка. Эти рассказы будут размещены в музее, в книге о заводе. вы награждены медалью "Столетия Владимира Ильича Ленина". Это - очень важная награда, ею награждались только лучшие передовики производства...
–
– опустил глаза Александр Васильевич.
– Нет, да и за мной уже они пришли, фу-у, - вздохнул он и, ухватившись за перила кровати, и, упершись в них, лег на спину.
– Нет, они уже туда меня зовут. Все. А у меня уже и сил нет, чтобы бороться за свою жизнь, видно, время мое пришло уже. А как не хочется туда идти, ведь я сначала по незнанию, а потом уже подхваченный этим коммунистическим фанатизмом, старался равняться на Стаханова, перевыполнял плановые задания, обязательства...
Александр Васильевич закашлялся и снова погрузился в раздумья.
Синцов старался сейчас ему не мешать и, молча, смотрел куда-то в окно, то на бьющуюся о стекло муху, то на потолок, краем глаза наблюдая за Киреевым. Но тот, похоже, делал то же самое.
И что же в таком случае делать? Да, проще извиниться перед больным человеком, встать и уйти, оставив его наедине со своими мыслями, противоречиями. Но опять же он считал такой поступок непрофессиональным для журналиста, тем более в его положении, когда сам лечащий врач попросил Николая дать выговориться этому человеку, который замкнулся в себе и постоянно усугубляет свое здоровье самоедством, не давая возможности своему организму, подчиненному карательным мыслям, восстановиться.
– Кто "они", Александр Васильевич?
– спросил Киреева Синцов.
– вы перевыполняли план. Это же здорово.
– Но я не был рабочим! А производство в нашем цехе было опасным, так как все оборудование было старым, текло, в трубах были свищи. А соляная кислота, к примеру, представляете, если вам на кожу попадет, то, что будет?
– И вы их заставляли работать в таких условиях?
– А они, думаете, думали о безопасности?
– Кто?
– не понял Синцов.
– Да люди, которые были в моем подчинении. Некоторые из них были такими же героями, как Островский, как Стаханов. Они тоже бросались в эту кутерьму, теряя здоровье, а некоторые по моему недосмотру погибли. Не прощу себя за это никогда.
Там, в цехе, такие аварийные ситуации бывали, если бы вы только знали, что и описывать их страшно. А начальству на все это было наплевать: есть ли у людей противогазы, обслужены ли они, есть ли у рабочих спецодежда, подходит ли она для работы с соляной кислотой. А куда я смотрел? Чуть что, брал под козырек и с лозунгами "Вперед к коммунизму!", "Слава партии!" лез вперед, на новые вершины перевыполнения планов, плюя с высокой цистерны на всех, кто надсмехался надо мною. А на некоторых даже такие петиции писал, что им потом места не было не только на химкомбинате, а и в городе работу не могли найти.
А там, в цехе, молодой человек, такие люди были(!), великие, я вам скажу. Старики сталинской закваски! И им было все равно: лезть в цистерну в противогазе или без него; тряпкой лицо укутают и чистят изнутри цистерну. Вот, какие люди были! Герои!
– Вот, про них и расскажите мне, - попросил Синцов и тут же замолчал, ругая себя за несвоевременную реплику, сбившую человека с размышлений.
– А-а, вам бы только цацочки. Что вы понимаете об опасности? Привыкли там ручкой бумагу марать, а вы пошли бы в тот цех работать, и узнали, что это такое. А то сидите здесь!