Тень, ведомая Богом
Шрифт:
– Пока для вас нет возможности уйти, – сказал Радован, покачав головой и глядя на Йозефа. – И дело вовсе не в проверках, – отмахнулся он. – Сейчас идет мощное наступление советской армии по всему советско-германскому фронту. Мы уже достаточно далеко продвинулись в отвоевании наших земель у фашистов.
– Неужели нет никакой возможности нам перебраться в Англию? – спросил Кербел.
– Пока ни единого шанса. Подождите еще чуток, и война закончится. Тут вам все равно практически ничто не угрожает, – развел руками Обилич. – Как у Христа за пазухой живете. – Он улыбнулся и похлопал по плечу притихшего
– Для нас тут ничего не изменится. Уйдут фашисты, придут коммунисты. Еще неизвестно, что хуже, – прошептал Йозеф.
– Как ты заговорил-то, – ухмыльнулся Радован. – Коммунисты сейчас мир от коричневой чумы освобождают, а ты, крыса тыловая, – и без того круглые глаза еврея округлились сильнее, – ты отсиживаешься в доме доброго человека, который, так между прочим, коммунист. И у тебя наглости хватает оскорблять его в его же доме…
– Ну, тебе, Жарко, не пришлось бы меня тут прятать, если бы ты следовал плану изначально и переправил нас во Францию, – возмутился Кербел.
– Ты прекрасно знаешь, что на тот момент это было невозможно. Вывозить вас под бомбежками – не самый лучший вариант. Умирать за тебя я не собирался. – Голос Попичича отдавал сталью.
– А что ты забыл там, в Англии? – спросил Обилич.
– Хочу перебраться в США. – Он с вызовом посмотрел на двух сербов, те переглянулись.
– …Мы только за. Правда, вот помогать тебе не будем, – ответил Радован. – Мы и так всем городом для твоего народца много сделали, а даже спасибо не услышали, когда вам последний кусок хлеба отдавали. А теперь тебе коммунисты плохие, ну, может тебе в концлагерь охота, от которого Жарко тебя спас? Так я это устрою.
– Я твоих угроз, Рад, не боюсь, – нахмурился Йозеф.
– Боишься. Ты меня больше фашистов боишься. Я это в твоих поросячьих глазках вижу.
– Радован… – хотел вмешаться Жарко, но Обилич его остановил жестом руки.
– Через неделю партизаны и ОАЮ освободят Врнячку Баню, вот тогда и свалишь с нашей такой негостеприимной, – он сделал особый акцент на этом слове, – земли. А до тех пор сиди тихо и не рыпайся.
– Жду не дождусь, – сдержанно ответил Йозеф. – Только не забывай, что и я кое-что о тебе знаю и также могу сдать немцам.
– Ну попробуй, – хмыкнул Радован. – Мне даже любопытно на это посмотреть.
– А что? Один из жителей регулярно принимает одного из начальников партизанского движения в своем доме, ведет беседы, строит планы… им будет интересно. – Кербел закинул ногу на ногу, чувствуя свое, как ему казалось, превосходство. – Видишь, Рад, твои угрозы не работают.
– Видишь ли, Йозя, – Обилич встал из-за стола, выпрямился во весь свой исполинский рост. Он был скалой в сравнении с щупленьким Кербелом. – Ты очень боишься смерти, и сдай ты меня кому угодно – ты умрешь. Причем быстро, причем вместе со своей семьей.
– …Варвар. – Йозеф прекрасно понимал, что Обилич прав.
– Терпеть тебе еще недолго, от силы год. – Радован попрощался с другом и пошел к выходу. Проходя мимо детской спальни, он заметил дочь Йозефа, та быстро юркнула в темноту. – …Что за народ… – покачал он головой и покинул дом друга.
Йозеф пожелал Жарко спокойной ночи и пошел на свою половину дома, по пути он заглянул в детскую к
– Ты почему до сих пор не спишь? – спросил он, подходя к ней.
– Папа, этот Радован – кто он такой? Почему он позволяет себе с тобой так разговаривать?
Кербел погладил ее по голове.
– Местный геройчик, партизан и просто плохой человек, как и большинство в этой варварской стране, где мы оказались запертыми. – Он сел на кровать и тоже посмотрел в окно. – А сейчас уничтожат фашистов и будут строить свой коммунизм, – выдохнул он, – нигде от них спасения нет, от этих жаждущих сказки для всех.
– А разве это плохо? – Мария-Яна села рядом с отцом. – Сказка для всех?
– Не все достойны сказки, моя дорогая.
– А кто решает, кто достоин, а кто нет?
– Мы, – твердо ответил он. – Наш народ должен решать, нас выбрал сам Бог для этого. Нам нужно построить такое государство, которое будет вершить судьбы мира. Мы должны помочь Богу в отборе лучших для его ангельской армии.
– Почему не могут другие?
– Потому что не способны видеть дальше своей собственной выгоды. Бедны духом, милая моя.
– Нас поэтому хотят убить? Что мы… особенные?
– Именно поэтому, – кивнул Йозеф.
– Папа, я думаю, – она впилась глазами в лицо отца, – мы должны наказать Радована. Он ведь угрожал тебе.
– Накажем. Обязательно, но чуть позже. Так, уже совсем поздно. Давай-ка ложись спать.
Кербел поцеловал дочь в лоб и тоже пошел спать, правда, он и не догадывался, что за план родился в голове Мадленки…
С самого утра следующего дня Мария-Яна следила за домом, где жил Обилич со своей женой. Она знала, что он там появляется крайне редко. Мадленка наблюдала за Бранкой Обилич и делала какие-то пометки в своей тетрадке. К ее лицу прилипла кривая довольная ухмылка, она была в предвкушении своей маленькой мести.
Странное поведение Марии-Яны заметил старший сын Жарко – Предраг. Он решил проследить за девочкой. Закончив свое наблюдение за Бранкой, Мадленка уединилась в своей комнате и на чистом листе бумаги начала писать письмо-записку. Неуверенным детским почерком она выводила отнюдь не детские слова и предложения. Закончив письмо, конверта она не нашла. С досадой она спрятала письмо в карман своего серого платья и, улучив момент, вышла со двора дома Попичичей и направилась в город. На улице уже темнело, и она с трудом ориентировалась, но шла вперед уверенно. Предраг шел за ней, в глубине души он уже догадался, куда именно она шла, но гнал прочь эти мысли. Наконец она дошла до пункта своего назначения и остановилась в ста метрах от здания, где расположилось гестапо. Это был двухэтажный особняк из серого камня с большими витражными окнами и тяжелыми резными дверьми. На фоне иссиня-черного неба он выглядел зловеще и в чем-то пугающе. От него веяло холодом. По улице то и дело проходили люди, чуть ускоряя свой шаг перед особняком. Мадленка достала из кармана свернутый втрое лист бумаги и, развернув его, решила прочитать еще раз. Предраг подошел к ней тихо, так что она не услышала, и смог заглянуть в письмо. Прочитав первые две строчки, он почувствовал, как холодок пробежался по спине, он не мог поверить своим глазам.