Тень врага

Криптонов Василий Анатольевич

— Но ты хотя бы записку ему передашь? Дедушка строго-настрого запретил нам встречаться…

— Я встречусь и поговорю с Вовой сам, — пообещал я. — Не надо ничего писать. Объясню ситуацию.

— Спасибо, Костя, — сказала Надя и села обратно на заднее сидение.

* * *

— И тебе здравствуй, сиятельство, — пробормотал Вова, вытерев кровь с разбитых губ. — Давно не виделись.

— Угу. Пожрать есть чего? Обедать дома не стал — торопился к тебе.

— Найдём, отчего не найти-то. — Вова, кряхтя,

поднялся с пола, осмотрел капот автомобиля, через который перекатился после моего удара. — Пойдём в мою контору.

Капоту повезло — ни вмятин, ни царапин. Вове повезло меньше, но тоже ерунда. До свадьбы доживёт.

«Контора» оказалась подсобкой, где вдвоём едва развернёшься. Стула было два, один я занял и подпёр голову кулаком. Вова положил на стол тряпичный свёрток. Внутри оказались полкраюхи ржаного хлеба и шмат копчёного сала. Я усмехнулся, представив выражение лица Нади, если бы ей предложили такой «обед».

— Чайник вскипятить? — предложил Вова.

— Давай, гулять так гулять.

Я откусил кусок хлеба с положенным сверху салом, пожевал, задумался.

— Ну как? — с любопытством спросил Вова.

— Ну, так… Солили не очень долго, в коптильне недодержали… Нормально.

Мне-то было нормально, а вот как желудок Кости Барятинского отнесётся к жировой бомбе… Это мы в ближайшее время узнаем.

— Удивляюсь я с тебя, сиятельство. — Вова отхлебнул чаю и беззвучно выругался разбитыми губами.

— Это я с вас удивляюсь, — проворчал я. — Ромео и Джульетта недоделанные.

— Надя как?

— Под домашним арестом Надя.

— Это-то я смекнул как раз.

— А, так тебя её душевное состояние интересует? Тоже мог бы сам догадаться. Из дома убегать надумала.

Вова опять обжёгся чаем и отодвинул чашку от греха подальше.

— Совсем, что ли, сдурела? — буркнул он. — Бежать… Скажи, пусть не блажит там.

— Это я без тебя разберусь. Вы на что рассчитывали-то? Ты конкретно?

Вова отвёл взгляд, вздохнул. Сунул в рот кусок сала, прожевал.

— Да ни на что, в общем. Оно ж… Не планируется такое. Сам понимать должен. Если уж в сале разбираешься — в таких-то вещах сам бог велел. Понятно было, что… Ну так, а мне как же? Взять и сказать княжне Барятинской, мол, пошла отсюда?

— Так это она, значит, тебе на шею вешалась, а ты терпел?

— Не говорил я такого! — возмутился Вова. — Вместе надурили. Я ведь к ней — и правда… Всем сердцем, сроду со мной такого не было! И — не подумай, не заради титулов каких. Она ведь мне ещё с театра понравилась. Я думал, нашего круга. А оно — вона как оказалось. А потом вовсе — чёрт его знает. Само закрутилось, да понеслось — не остановишь…

— Помню я театр ваш, — поморщился я. — Ладно, дело прошлое. Сейчас что делать думаешь?

— Да думаю продавать всю эту канитель. — Вова окинул взглядом помещение. — Может, в Москву подамся. Руки есть, голова на плечах — устроюсь. Жалко, конечно. Родился ж тут,

отца схоронил. Мамка, опять же… А, ладно. Уж как-нибудь её уговорю, вместе переедем. Человек — не дерево, чтобы корни пускать.

В этот момент мне сделалось как-то непередаваемо грустно. Сначала Федот, теперь вот этот… Вроде бы и не друзья они мне, а привык.

— Чувства Нади, то есть, побоку? — спросил я.

Вова покачал головой:

— Вот ты, сиятельство, иной раз — до того смекалистый, что аж не по себе делается. Будто насквозь видишь. А в иных делах — дурак дураком, хоть ты бей меня за такие слова, хоть на куски режь… Я оттого и бегу, что не побоку! И за Надю страдаю, и сам… Слов нет, чтобы передать. А только — чего нам с этими чувствами делать-то? Мучить себя? Оно ведь, ежели не по горячке, а на холодную голову подумать — поймёшь, что ничего не изменится. Обручиться мне с княжной Барятинской не позволят, хоть наизнанку вывернусь. Кто я — а кто твоя сестрица. А дальше по углам прятаться я не хочу. Раз нарвались — будет. Не дело это… А уеду — тут уж, как говорится, с глаз долой из сердца вон. Наде-то это всё не объяснить, девчонка ещё совсем. Ну, обозлится на меня, конечно, поплачет… А потом забудет. Со временем. Женихов-то у такой красавицы, поди, немало.

— А ты? — спросил я.

— А что — я?

— Тоже её забудешь? Со временем?

— Не трави душу, сиятельство. И без тебя тошно, — Вова отвернулся.

— Ясно, — сказал я. — И когда ты планируешь мастерскую продавать?

— Ну, недельку мне ещё нужно — доделать, за что взялся. А так-то уже спрашивать начал потихоньку — у тех, кто при деньгах.

— Не продавай никому, — сказал я. — Если что, я твою мастерскую сам куплю. Неделя, говоришь…

— Как так — сам? — удивился Вова. — Вам же нельзя. Вы же — в Ближнем Кругу…

Ишь ты, какая осведомлённость. Это Надя его просветила, или же факт общеизвестный? Впрочем, неважно.

— Ну, есть способы, — сказал я и встал из-за стола.

— Обалдеть, конечно, ты — белый маг, — покачал головой Вова. — Да мне-то подождать несложно. Одно тревожит — опять из-за меня неприятности будут. У тебя теперь.

— Вот за меня ты не волнуйся, — улыбнулся я. — Я неприятности на завтрак пачками жру. Спасибо за хлеб за соль. Неделю — не дёргайся. И Джульетте твоей скажу, чтобы сидела тихо. А потом поговорим.

Вова вышел проводить меня.

Мой автомобиль стоял снаружи, перед сервисом. Вова окинул машину любящим отеческим взором. Спросил:

— Ну, как? Летает птичка?

— Летает — не то слово, — сказал я. — Недавно «Призрака» по прямой уделала.

— Это я знаю. Надя рассказывала.

— Ох и трепло твоя Надя, — вздохнул я. — Про великую княжну хоть ничего не сказала?

— А что — про великую княжну? — сдвинул брови Вова.

— Ничего, забей, — сказал я, садясь за руль. Напомнил: — Неделя, Вова! Ты пообещал. Не продавай.