Тени Эзеля опубл в журн Подвиг
Шрифт:
Вот он вытаскивает тяжелые книжки в особых обложках.
– "Супер - обложки",- пояснил дед
– Это значит, лучшие?
– спросил он деда, слово "супер" было в ходу.
Дед улыбнулся: Лучшие, точно!"
На книжках были крупные слова, написанные особым шрифтом.
– "Готический" - сказал дед непонятное слово.
Книжки были загадочные, название странные: "Тимон Афинский", "Кориолан". Каждая, как тяжелый кирпич, Валера с трудом держал такую в руках. Книги были плотные и тяжелые.
Особенно любил Валера книжки
На следующей странице был изображен стремительно летящий самолет, а в облаках, далеко от него, спасался немец с черными крестами на крыльях.
Дед, увидев, что Валера смотрит эту книгу, вставал, подходил и начинал рассказывать -
– Это, Валерка, "Ил -4", на нем наш командир эскадрильи летал, когда они Берлин бомбили.
Дед много чего знал. Жаль, Валера так и не расспросил его подробнее.
Говорили, что дед был ведущим специалистом в НИИ самолетостроения и разрабатывал новейшие модели.
В девяносто четвертом институт закрыли.
Летом, на даче, дед сидел в плетеном кресле и так же читал газеты. А потом деда не стало.
Валере было тогда одиннадцать лет.
Курнаков разложил фотографии на своем столе и включил настольную лампу. Приготовил увеличительное стекло - его так учили работать со снимками.
На первой же фотографии оказался удивительный дом - деревянный, на два этажа, с каменным фигурным крыльцом под жестяным навесом, наличники на окнах резные, на втором этаже распахнуты окошки - кто-то их недавно открыл. Курнаков знал из курса истории второй половины XIX в., что такие дома под дачи снимали люди среднего достатка - инженеры, врачи, адвокаты, журналисты. Казалось, вот сейчас из окна высунется какая-нибудь дама в светлом летнем платье с косынкой на шее и крикнет
– Петр Никанорыч, обедать, Лукерья уже самовар поставила.
– А что у нас на обед?
– зычным голосом крикнет толстый, страдающий одышкой адвокат в чесучовой паре и соломенной шляпе.
– Окрошка, простокваша, вареная баранина с горошком. На десерт - свежая малина со сливками.
На обратной стороне снимка была надпись выцветшими синими чернилами - Садовая улица д. 9 и дата -1885г.
Ниже карандашом - дом-общежитие рабочих завода. Снесен в 64 г.
Он удивился. Значит, резной дом стоял как раз там, где теперь угол Садовой и Летней. Он же каждый день проходит это место.
Общежитием резной дом стал где-нибудь в начале тридцатых годов XX в. А дед как раз родился в тридцатом.
На другом снимке он увидел церковь - резную, деревянную, с одним куполом, поднимавшимся над кокошниками, напоминавшими языки пламени, устремленные вверх над многочисленными пристройками, галереями, крыльцами.
А вот другое строение: на фотографии, и тоже явно конца XIX в. длинный кирпичный двухэтажный корпус с большими белыми вставками на окнах в виде изогнутых усеченных трапеций. Этот тип зданий Курнаков знал - кирпич, конечно, красный. Надпись на обороте - казарма рабочих железнодорожных мастерских. 1898 г. Валера сразу узнал этот дом - здесь теперь размещалась Госавтоинспекция.
Вот плохо сохранившаяся фотография - деревенский бревенчатый дом без всяких украшений, четыре окна по фасаду, шесть - боковая сторона, крыша крыта кровельным железом, чердачное окно, кирпичная труба. Дом стоит на каменном фундаменте. Надпись на обороте черными выцветшими чернилами. Начальная земская школа.
Значит всего два года обучения, в лучшем случае. Училось первоначально десятка три, от силы четыре. Заканчивали такую школу десять - двенадцать человек.
Валерий Александрович улыбнулся. Представил, как весь их коллектив идет утром по непролазной грязи в эту школу. Каменный фундамент говорил, что почва здесь была топкая. Пришлось поднимать деревянное строение, чтобы не завалилось.
Затем на снимках появились широкие грунтовые дороги, часто залитые дождем и размытые - знакомые улицы района. Низкие штакетники, редкие машины: пару раз газики, а все больше грузовики - широкие, приземистые.
Были на фотографиях и старые паровозы - с белой окантовкой колес - Курнаков знал: колеса - красные. Сзади паровоза - большой тендер для угля, ветер относит в сторону черные клубы дыма - паровозы выходили из огромных полукружий-ворот депо. На таких снимках попадались фактурные седоусые железнодорожники в форменных тужурках или фуражках с блестящими кокардами.
На одном снимке на фоне разбегавшихся веток железнодорожных путей на пригорке возвышался полуразрушенный монастырь с пробитым куполом и без креста.
Сейчас этот монастырь сиял своими побеленными стенами и синим куполом, украшенным золотым прорезным крестом.
А фотографии в папке не кончались. Теперь на улицах появлялось все больше прохожих - мужчины в кепках, в длинных пальто, в широких брюках, в плащах, женщины в вязаных кофтах, в платочках, с хозяйственными сумками в руках. Вспомнил сиреневый альбом деда. Там было много таких фотографий. И сам дед, молодой, с большим чубом, в рубашке с коротким рукавом, в широченных штанах, стоял на фоне какого-то двухэтажного кирпичного дома.