Тени и пыль
Шрифт:
— Я синтет, — усмехнулся шестилапый лемуроенотолис. — Откуда во мне взяться совести? Фокси нахмурилась.
— Но ты погибнешь, все погибнут, если я не успею. Логика вам знакома, разве нет?
— Значит, за помощь я получу дополнительное время функционирования? — уточнил зверь. Летунья обрадовано закивала.
— Точно!
— Не интересует, — отрезал синтет. Растерянная Фокси моргнула.
— Тогда что интересует? Зверь задумчиво почесал за обоими ушами одновременно.
— Ничего, — ответил он безразлично. — Я брак.
— А
— Он бракованный экземпляр. Иначе, такая новая модель в утилизатор бы не попала.
— Да нет, пусть будет имя, — хохотнул лемуроенотолис. — А что? Брак, хорошо звучит! Летучая мышка с сомнением прищурила глазки.
— Что-то ты не похож на синтета…
— В яблочко, — зверь кивнул. — Потому и забраковали. Полетел ингибитор. Все, кроме Фокси, разом отшатнулись, красный волк даже попятился, широко раскрыв глаза. Летунья с тревогой оглянулась:
— В чем дело?
— Сломан ингибитор! — прошептал один из синтетов в толпе.
— Почему его сразу не деактивировали?!
— Как можно держать ЭТО в одной камере с нами?! Фокси гневно топнула лапкой:
— Что за ингибитор?!
— Мелочь, — пояснил Брак. — То, что отличает всех нас от природных. Летунья обернулась к Энгу. Тот сглотнул.
— Ингибитор не дает нам убивать, — выдавил красный волк. — Синтеты не могут причинять вреда хозяевам и природным…
— А я могу, — усмехнулся Брак. Присев на хвост, он небрежно скрестил на груди четыре верхние лапы. — Еще как могу, старикан.
— Чудовище! — с легкой дрожью отозвался Энг. — Деактивируй себя немедленно!
— Обойдусь как-нибудь, — зло ответил синтет. Его немигающие голубые глаза обратились к удивленной Фокси. — Ну? Разговор окончен, или урод вроде меня тебе еще интересен? Летучая мышка помедлила.
— Знаешь, Брак… — сказала она после долгого молчания. — Видимо, ты не понимаешь. Они, — Фокси обвела крылом молчаливую толпу, — Считают тебя чудовищем, но, в действительности, они просто слабее. Их удерживает от преступлений какой-то «ингибитор» в голове, а ты свободен. Летунья пожала крыльями.
— Не знаю, как вам, я мне кажется — куда достойнее держать себя в узде силой воли, чем гордиться уздечкой, что вам надели хозяева. Брак с легким удивлением кивнул.
— Хорошо сказано, зверушка. Ты первая, кто понял.
— Не первая, — Фокси улыбнулась. — И не последняя. Брак, помоги мне, и обещаю — тебе вновь станет интересно жить. Она крепко зажмурилась.
— Нет ничего важнее спасения жизней… — тихо сказала летучая мышь. — Это лучшее на свете занятие. Я раньше не понимала, мне казалось — быть спасателем значит просто интересную работу, приключения, дружбу с замечательными существами. Все это так, и в то же время — лишь малая доля истины. Главное… — Фокси глубоко вдохнула, — …самое главное, знать, что с твоей помощью смерть еще разок проиграла. Шестилапый лемуроенотолис
— Что надо делать-то? — спросил он затем. Фокси широко улыбнулась.
— Обмануть одну машину.
— Как обмануть?
— Она не дает мне доступа к некоторым… вещам. Брак вновь почесал за двумя ушами разом, и в то же время азартно потер средние лапы.
— Но базовый доступ есть?
— М-м-м… Это как?
— Хоть какие-то твои приказы машина исполняет? Фокси закивала:
— Почти все!
— Значит, справимся, — решил Брак. — Ну? Куда идти? Летучая мышка улыбнулась.
— За мной, друг, — сказала серьезно. — Идти нужно за мной.
Было мучительно даже смотреть, с каким трудом оживает драконша. Закусив губу, Гаечка стояла от нее в десятке футов, нервно дергая хвостом, ей страшно хотелось помочь. Чип и Толстопуз расположились чуть дальше, на войлочном коврике из вертолета.
Прошел целый час, прежде, чем крылатая слегка успокоилась и в изнеможении замерла, с хрипом втягивая воздух. Чип притащил из самолета фонари, и они вместе с прожектором Толстопуза ярко освещали всю пещеру. Но драконица, кажется, пока не сознавала окружающее.
— Подруга! — несмело позвала Гаечка. — Ты как?
Драконесса открыла бездонные глаза цвета янтаря и, с трудом, сфокусировала зрение на крошечных по сравнению с ней спасателях. Некоторое время молча их разглядывала.
— Гайка, — произнесла она наконец глубоким, мощным голосом такой силы, что дно пещеры завибрировало в такт. — И Чип. Вы справились… Изобретательница робко кивнула.
— Мы можем помочь? Хоть как-нибудь… Облегчить твою боль? Драконша чуть растянула чешуйчатые губы в слабой улыбке.
— Все хорошо, — отозвалась она гораздо тише, чем в первый раз. — Мы живучие. Скоро приду в норму, ребята. Много лет прошло? Чип с волнением шагнул вперед:
— Семь тысяч!
— Семь тысяч… — радостно повторила драконша. — Все совпадает…
— Ты хорошо говоришь по-английски, — заметил Чип. — Мы давно знаем друг друга? Крылатая легонько вздрогнула и бросила на бурундука удивленный взгляд.
— Но я же… — она запнулась и опустила веки. Помолчала пару секунд.
— Я изучила земные языки перед высадкой. А с вами познакомилась… Совсем недавно, — страшная пасть приоткрылась в невеселой улыбке.
— Как твое имя? — спросила Гаечка. Крылатая странно посмотрела на мышку. Чуть помедлила.
— Не спрашивайте. Я не могу ничего рассказать. Опасность парадокса.
Она привстала, напрягая силы, и уселась на хвост. Некоторое время сидела неподвижно, тяжело дышала, затем осторожно встала на ноги. Чип и Гайка невольно попятились, когда драконесса медленно развернула гигантские пятидесятифутовые крылья от одной стены пещеры до другой. — Не бойтесь, — драконша оскалила трехдюймовые клыки в улыбке. Даже ее шепот порождал гулкое эхо. — Мы друзья. Дайте придти в себя…