Тени исчезают в полдень
Шрифт:
– Блуд, говоришь?! – выдохнул ему в лицо. Сгреб за грудки и затряс – Блуд?!
– Люди!.. Убива… Партизана убива-аю-ют! – ошалело закричал Никулин.
Фрол оттолкнул его прочь. Потом сел за стол, запустил обе руки в свои волосы, будто хотел выдрать их начисто, и так сидел долго-долго, покачиваясь из стороны в сторону. Ни Филька, ни Демид не решились побеспокоить его, ушли из горницы.
Всю ночь просидел Фрол за столом, не чувствуя, что ночная сырость льется в открытое окно. А утром Филипп осторожно толкнул его в плечо:
– Фрол…
– Чего? – с хрустом выпрямил спину Фрол.
Филька, запрокинув синеватое, в красных прожилинах лицо, несколько раз двинув острым кадыком, выглотнул стакан самогонки. Потом сказал:
– Чтоб не рассыпался сноп, его покрепче вяжут.
– Ну? – уронил Фрол, ничего не соображая.
– А потом на гумно отвозят и там уж молотят.
– Кого? – снова переспросил Курганов, что-то наконец соображая.
– Балбес! – усмехнулся Филька. – А должен понимать: баба не сноп, сколь ни молоти, от нее не убудет.
Тяжело задышал Курганов, сжал пятерней стоявшую на столе бутылку. Филька, обеспокоенно блеснув глазами, вывернул ее из Фроловых пальцев.
– Ну-ну, чего ты?.. Не хочешь пить – не пей. Самим сгодится. – И позвал на всякий случай: – Демид! Иди сюда…
Встал Курганов, пнул запутавшийся в ногах табурет. И немедленно вышел из меньшиковского дома на чистый воздух.
Несколько недель жил тихо-смирно. К Меньшиковым больше не ходил, а встретившись на улице, они лишь кивали молча друг другу. При этом кривились только губы Демида Меньшикова да плескалась в его больших, навыкате глазах едкая насмешка. Филипп же всегда глядел вслед Курганову с прищуром, точно раздумывая о чем-то.
Марья Воронова в это время металась по деревне, организовывая какую-то артель. Фролу наплевать было на артель, да и вообще на все в мире.
Может быть, так прошло бы и десять, и двадцать лет, и вся жизнь прошла бы так, если бы… если бы уехала куда-нибудь, исчезла Марья. Но она не уехала, а Зеленый Дол не город. И всего-то в деревне три-четыре улицы. Как ни обходи церковь, ее отовсюду видно.
И все-таки Фрол старался лишний раз не встречаться с Марьей, а когда сталкивались случайно, опускал нос в землю и, чувствуя, как расползается жар по всему телу, почти бегом пробегал мимо. Марья тоже спешила молча разминуться.
– Ты, Фрол, не вороти морду при встрече с председательшей. Ты посмотри-ка ей в рыло, – посоветовал однажды Демид.
– Зачем это?
– Бабы любят, когда на них смотрят, – подмигнул Демид и пошел своей дорогой.
Тогда-то Фрол и стал замечать торопливость Марьи при их случайных встречах, неловкость. И невольно задумался: почему она-то пугается?
– Ну, приметил, нет, чего? – спросил недели через три Демид.
– Тебе чего? – огрызнулся Фрол.
– Ишь какой свирепый! – растянул Демид тонкие губы. – В сучью свадьбу все кобели бесятся, но ты ведь человек вроде?
– Постой-ка,
– Ладно, руганью меня сейчас не проймешь, – спокойно ответил Демид. – Ты с Аниськой Шатровым объясняйся, – опять непонятно продолжал он. – Вот как раз Анисим шагает…
– Не-ет, я с тобой хочу, шкура! – рванул его за ворот Фрол.
– Мы с тобой – попозже. Все равно сейчас не дойдет до тебя. Ну, отпусти…
Анисим Шатров прошел мимо, молча взглянув на Фрола и Демида. Воспользовавшись моментом, Демид скрылся в переулке. Фрол посмотрел вслед сначала одному, потом другому и длинно выругался, чтоб выплеснуть скопившееся непонятно отчего раздражение.
Однако помимо своей воли Фрол думал и думал теперь о словах Демида. «На что это намекает дьявол пучеглазый?» – точил его ночами беспрерывно один и тот же вопрос.
Неожиданно припомнилось Фролу, что чуть ли не каждый день он встречался последнее время с Анисимом. Однако мало ли кто попадается ему на глаза. Даже вон Марья, как он ни…
И вдруг вскочил Фрол, заметался из угла в угол. Ему показалось, что Анисим Шатров попадается ему на глаза именно потому, что попадается Марья Воронова.
Выбежал Фрол под черное звездное небо, глотнул прохладного воздуха. Но легче от этого не стало – побежал на Светлиху. Скинул рубаху и штаны, завалился с разбегу в мягкие, как подушки, черные волны и поплыл на другой берег.
Потом, голый, долго сидел там на холодном песке, смотрел через речку на маячившие в темноте домики. «Не может быть, чтоб Анисим за ней… Давным-давно она указала Аниське от ворот поворот… Бабы любят, когда на них смотрят… В сучью свадьбу все кобели бесятся…»
И Фрол уж не мог разобрать, где его мысли, а где чужие, Демидовы.
На следующий день он вломился к Меньшиковым, потребовал от Демида разъяснения насчет Анисима Шатрова. Демид растянул по привычке губы, поморгал выпуклыми глазами:
– Ты пойди да у самой Марьи спроси. А мне откуда знать?
У Марьи Фрол выспрашивать не стал. А Шатрова Анисима подкараулил однажды на рассвете у плетня его дома:
– Постой, не бойся. Тут дело такое, Анисим… Откуда идешь?
Жидковат был Анисим против Фрола, но не бросился прочь, только отступил немного назад, стал на всякий случай поудобнее и сказал:
– Чего тебя боятся? Не черт… хоть и объявляешься в глухую пору.
Вопрос Курганова он оставил без ответа.
– Болтали вот люди, что от тебя у Марьи дочка… – проговорил Фрол и остановился, подыскивая слова.
– Вот что! – удивился Анисим. И прибавил насмешливо: – То-то вижу – давно мучаешься…
– Нет, ты скажи, – просяще уронил Курганов.
– Святой звон – всегда из церкви.
– Смеешься, гад? – опять тихо, почти тем же голосом спросил Фрол.
– Пусти-ка…
Анисим шагнул к калитке. Фрол схватил его мертвой хваткой за плечо, повернул к себе: